советников, все для сохранения внутреннего мира. Он возвратил из изгнания в Африку сосланных его предшественником кафолических епископов, снова возглавивших свои прежние епархии. И тем самым, хотя бы на первое время, отвлек этих пылавших гневом в своей сардинской ссылке, опасных ирредентистов, от продолжения их конспиративной и пропагандистской деятельности, направленной на свержение вандальского господства. Мало того! Ильдерих даже восстановил православное епископство Карфагенское. Нам известно из жития папы римского Ормизды о рукоположении им в епископы Карфагенские православного иерарха уже в 523 г., сразу же после смерти царя Тразамунда. Правда, рукоположение произошло – чтоб не дразнить гусей (в данном случае – арианских), в загородном, приморском храме, возведенном на месте, где двумя столетиями ранее был погребен священномученик Аквилий (Агилей), пострадавший от римской языческой власти. Главные, городские христианские церкви оставались по-прежнему в руках ариан. Тем не менее святой Аквилий, уже давно стяжавший мученический венец, пользовался в столь быстро восстановившей, под скипетром Ильдериха, свои утраченные позиции православной африканской церкви большим почитанием. Дело было не только в том, что у его гробницы проповедовал когда-то сам Блаженный Августин. В культе Аквилия воскресло почитание всех святых мучеников, пострадавших от римских императоров и от царей вандалов и аланов за Христову веру, за то христианство, чьими единственными законными исповедниками считали себя православные-кафолики-никейцы. Поскольку появления в царствование Ильдериха новых мучеников ожидать не приходилось (разве что он вздумал бы мучить и казнить своих единоверцев-ариан), на щит поднимался весь сонм мучеников прошлого, а таковых в Африке было немало. В первую очередь совершалось поминовение великомученицы Перпетуи, молодой женщины знатного рода, и ее верной рабыни Фелицитаты, отданных по приказу римского прокуратора-язычника Илариана, зверям на цирковой арене. 17 марта 202 г. госпожа и служанка, раздетые донага и опутанные сетями, были вместе с другими страдалицами и страдальцами на глазах пятидесяти тысяч зрителей, спешивших насладиться со скамей амфитеатра муками несчастных, брошены на растерзание животным. По странному капризу прокуратора (или эдила – распорядителя зрелищ) обеим женщинам было предназначено пасть жертвами дикой буйволицы, которая, однако же, лишь отбросила сначала одну, а затем другую свою жертву рогами, после чего более к ним не притронулась. После чего мечники-гладиаторы добили мучениц «ударом милосердия». В том же столетии не только было написано их житие, но и появились первые изображения этой душераздирающей истории. Молодой матери Перпетуе, родившей младенца незадолго до своего заключения в узилище, пришлось выдержать духовную брань не только с римскими язычниками, но и с собственным отцом, пытавшимся неоднократно, преклонив колени перед дочерью, уговорить ее отречься от Христа и христианства. Но дочь осталась непоколебимой в своей вере…

Против этого почитания православных мучеников Гильдерих ничего не имел, да и, по трезвом рассуждении, не мог иметь. В конце концов даже суровые меры, принятые вандальскими царями против православных христиан Африки, блекли перед давними, но совершенно не обоснованными и ничем не спровоцированными жестокими приговорами, вынесенными римскими языческими властями своим же, римским, согражданам (хотя и христианам). В то же время православные подданные «толерантного» к ним вандальского царя демонстративным возобновлением почитания свидетелей и свидетельниц Христовых открыто продемонстрировали свое твердое намерение вступить в права наследования славы всего сонма христианских мучеников.

Думается, «филокафоличество» Ильдериха, явно (если не сказать – демонстративно) пренебрегавшего «информационной безопасностью» своих вандальских подданных-единоверцев, объяснялось не одним лишь фактом его воспитания в Константинополе, но и его политической ориентацией на союз с кафолической «Ромейской базилией», а не с арианским остготским царством. Показательно, что на вандальских монетах в царствование Гильдериха чеканился портрет императора Юстина, что как бы подчеркивало подчиненность Вандальского государства и его царя православному константинопольскому автократору.

Среди приближенных Ильдериха появлялось все больше ученых кафоликов. Вандалы же и римляне, исповедовавшие, подобно вандалам, арианство, заметно утрачивали вес и влияние при царском дворе и в государственных делах. В глазах успевшего состариться, устать от жизни еще до восшествия на прародительский престол вандальского монарха главное достоинство и умение вандалов – их военное искусство, не играло особенной роли. Гильдерих передал военное ведомство и руководство войском, к которому не испытывал ни малейшей склонности, своему сородичу по имени Оамер (Гоамер). Не приходится сомневаться в том, что последний был истинным Астингом. Ведь у Гунериха, отца Ильдериха, было, как минимум, два сына, если не больше, а те, в свою очередь, также произвели на свет потомство. Коль скоро это так, Гоамера, видимо, можно считать племянником царя, что доказывается и его последующей судьбой (ведь, будь Гоамер отпрыском клана Гензона, его не постигла бы столь жестокая кара Гелимера, о котором еще пойдет речь далее).

Этот самый Гоамер, будучи, несомненно, моложе Ильдериха, хотя и далеко уже не юноша, повел вандалов на ставший неизбежным бой с маврусиями. Судя по всему, ему удавалось несколько лет держать вразумленных вандальским оружием мавров в узде. Во всяком случае, когда в 525 г. в Карфагене был созван Великий собор африканской церкви, дороги Вандальского царства были настолько безопасными, что в стольный город смогли беспрепятственно прибыть не только два епископа из Триполитании (хотя именно там Каваон сумел одержать с помощью лучников и верблюдов свою вошедшую в анналы победу над конницей Тразамунда), но и церковные иерархи из обеих Мавретаний и из Нумидии. Наибольшее число своих епархиальных представителей прислали на собор, конечно же, ближайшие к Карфагену Проконсульская провинция и Бизакия-Бизацена. Но в нем приняли участие, в лице своих представителей, также более отдаленные Туррис Тамаллени, находившийся южнее Бизацены, и три епархии, расположенные в предгорье Аврасия. Из чего можно сделать вывод, что по состоянию на 525 г. Вандальское царство, если не считать утраты коммуникаций, связывавших его с районом Тингиса-Танжера, сохраняло свою целостность. Прибыли в Карфаген и епископы, которых вандальский повелитель никак не мог принудить к этому силой, потому что ему было бы при всем желании не дотянуться до их далеких епархий (как говорится, руки коротки!) – Флорентиан (Флоренциан) из Вика Пакатенсия, Януарий (Январий) из Маскулы, другой Януарий – из Вегеселы. Самый долгий путь пришлось проделать епископу Гаю из Такапы, современного Габеса. Лишь крайний запад Мавретании уже был охвачен брожением – епископы так называемой Кесарийской Мавретании, расположенной к западу от современного города Алжира-Аль Джезайра, просили в письмах извинить их неявку на Карфагенский собор вследствие «военных неурядиц».

Дальнейшие события восточноримский юрист и военный историк Прокопий, явно не слишком-то интересовавшийся ни Ильдерихом, ни его правлением, уместил всего в пару предложений:

«Власть над вандалами принял Ильдерих, сын Гонориха (Гунериха. – В.А.), сына Гейзериха (Гейзериха. – В.А.); он был очень доступен для своих подданных и в общем кроток, не притеснял ни христиан (кафоликов-никейцев. – В.А.), ни кого-либо другого, в военном отношении был слаб и