– По-моему, он есть хочет, – сказал Генри.

Шерлок, чуть покачиваясь, поднялся на ноги, потянулся и прижал мокрый нос к окну.

– Скоро приедем домой.

В первый раз собаку завели внутрь на поводке. Шерлок замер возле дивана в гостиной, как будто размышлял, не поднять ли возле него ногу. Но Генри оттащил собаку в сторону и принялся объяснять так, будто пес понимал каждое слово:

– Нет, Шерлок, для этого надо выйти на улицу, на задний двор.

Грейс открыла дверь, ведущую на террасу, потом спустилась по ступенькам к озеру. Она наблюдала, как Генри надевает на Шерлока специальный ошейник, потом застегивает.

– Готов? – спросила она.

Генри безо всякого энтузиазма кивнул. На этой неделе приезжал человек из компании «Невидимый забор» и при помощи специального инструмента зарыл в твердую промерзшую землю провод. Границу он разметил белыми флажками, спускавшимися к воде по обе стороны от дома. Места, чтобы бегать, оставалось более чем достаточно. Как только самая трудная часть останется позади, с Шерлоком все будет в порядке.

– Я не хочу, – сказал Генри. Впрочем, это было и так понятно. Собака рвалась с поводка. Шерлоку не терпелось обследовать окрестности.

– Согласна, приятного мало, – кивнула Грейс. – Но ничего не поделаешь. Шерлок должен узнать, что будет, если он попытается пересечь границу. Один несильный удар током, и больше он туда не подойдет. Ты ведь сам сказал, что Шерлок очень умная собака.

– Не хочу, чтобы ему было больно.

– Подумай, что будет, если Шерлок выбежит на дорогу и попадет под машину. Тогда ведь будет еще хуже.

Генри с несчастным видом пожал плечами.

– Помнишь, что сказал тот мужчина, который приезжал?

– Давай вместе, ладно?

– Конечно.

Они подвели собаку к периметру. За несколько футов от одного из белых флажков ошейник начал издавать тонкий писк. Шерлок склонил голову набок, но в целом звук его нисколько не смутил.

– Нет! – резко сказала Грейс собаке. – Нельзя, не ходи туда!

Генри довольно вяло потянул поводок на себя.

– Нет, Шерлок, не ходи…

Тот спокойно посмотрел на них и сделал еще один шаг в сторону линии.

– Генри, мне очень жаль, но по-другому не получится, – сказала Грейс.

Он кивнул и позволил собаке потащить себя вперед. Грейс невольно восхитилась, какую стойкость проявлял сын. Еще один шаг, и снова раздался предупреждающий сигнал. А еще через два шага Шерлок взвизгнул и отпрянул. Визг был такой жалобный, что даже у гораздо менее впечатлительной Грейс сердце дрогнуло. Похоже, ток оказался не таким уж и слабым.

– Прости, прости, – начал повторять Генри, опускаясь рядом с псом на колени. – Извини, Шерлок. Больше этого не повторится.

Будем надеяться, подумала Грейс. Если он и вправду умный пес.

– Давай попробуем еще раз, – сказала она Генри. – Попробуй еще раз подвести его к границе.

Генри попытался, но на этот раз Шерлок уперся всеми четырьмя. Ошейник даже не начал пищать, но собака уже не двигалась с места. Вид у пса был испуганный.

– Молодец, хорошая собака! – похвалила Грейс.

– Молодец, Шерлок! – подхватил Генри.

Потом они провели собаку вдоль всей границы, дав Шерлоку услышать предупредительный сигнал еще в нескольких местах. А когда пес отскакивал в сторону, принимались гладить и хвалить его. У озера Шерлок зашел в холодную воду и уставился вперед. Потом вскинул голову к вечернему небу и громко, от души завыл. Должно быть, звук был слышен в лесу на много миль.

– Ух ты, – сказал Генри.

Грейс рассмеялась:

– Похоже, наш пес совсем освоился.

Генри отстегнул поводок от ошейника и осторожно шагнул назад. Ничего не произошло. Шерлок не понесся навстречу свободе, а остался на месте. Собака стояла в чернильносиней воде, с любопытством глядя на противоположный берег. Грейс и Генри поднялись на террасу и стали наблюдать за Шерлоком оттуда. Так они сидели несколько минут. Грейс положила руки сыну на плечи.

– Хороший пес, – сказала она.

Генри согласно кивнул.

– Извини, что так долго не брали собаку. Я, конечно, пока не знаю, что это такое – держать дома животное, но думаю, мне понравится.

Генри не ответил. Просто пожал плечами. Казалось, мальчик размышляет о чем-то своем.

– О чем задумался? – спросила Грейс.

– Хочу поговорить… обо всем этом, – произнес Генри. – Ты ведь обещала, что мы обязательно поговорим.

Грейс приготовилась и набрала полную грудь воздуха.

– Конечно, – сказала она.

– А когда? Не нравится мне это – молчать, будто ничего и не случилось. И вообще, не хочу, чтобы ты переживала.

– Генри, ты вовсе не обязан меня защищать и ограждать. А насчет разговора… Почему бы не поговорить сейчас? А что, чем не подходящее время! Если хочешь, конечно. Уверен, что готов?

Генри издал совершенно не веселый смешок.

– Почему бы и нет? Сейчас позвоню своей секретарше, пусть свяжется с твоей секретаршей, и они вместе организуют нам встречу.

Грейс посмотрела на сына. За последнюю неделю немножко потеплело, и они сменили теплые куртки на верхнюю одежду полегче. Вьющиеся темные волосы Генри выглядывали из-под коричневого капюшона спортивной куртки. Поверх нее была наброшена еще и джинсовая куртка, которую Грейс отыскала в одном из шкафов на втором этаже. Раньше она принадлежала Джонатану.

– Я знал, – вдруг сказал Генри.

– О чем?

– Ну, что папа… в общем, я видел его с мамой Мигеля. Один раз. То ли в сентябре, то ли в октябре – точно не помню. Конечно, надо было сразу тебе рассказать. И тогда, наверное, ничего бы не случилось.

Все это Генри выпалил скороговоркой и сразу отвернулся.

А теперь надо соблюдать крайнюю осторожность, решила Грейс. Дело очень важное и серьезное. Она заставила себя говорить ровным, спокойным голосом:

– Милый, очень жаль, что тебе пришлось это увидеть. Понимаю, как тебе тяжело. Но это наши отношения, и ты вовсе не должен улаживать дела взрослых.

– Нет, они ничего такого не делали, – продолжил Генри. – В смысле, не обнимались, не целовались… Но как только увидел их, сразу понял. Сам не знаю, как и почему. Они стояли на крыльце. Вокруг было много народу. Но я их увидел и сразу подумал… В общем, это как будто в глаза бросалось. Но когда папа меня заметил, совсем не смутился, не испугался. Наоборот, вел себя так, будто ничего особенного не случилось. Просто отошел от мамы Мигеля, и все. Даже ничего ей не сказал. Знаешь, как бывает – мол, это мой сын. И мне ничего не сказал. Я тогда тоже не стал ничего говорить.