litbaza книги онлайнДетективыКритика криминального разума - Майкл Грегорио

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 110 111 112 113 114 115 116 117 118 ... 121
Перейти на страницу:

Мне также хочется выразить благодарность покойному профессору Иммануилу Канту. Кенигсберг очень многим ему обязан, и в том числе за его неустанные старания по раскрытию упомянутых убийств и восстановлению мира и спокойствия в городе, каковой он любил больше других городов земли. Мудрость Вашего королевского величества известна всем. Я абсолютно убежден, что Вы, Государь, оцените труд, предпринятый без какой-либо финансовой поддержки и материального поощрения со стороны местных властей этим достойнейшим профессором философии с целью разработки и внедрения системы логических и аналитических методов уголовного следствия, которые, несомненно, войдут в историю юстиции и могут быть использованы не только в случаях, подобных расследовавшемуся нами, но и в любом противостоянии права насилию и преступлению, и могут способствовать тому, что любой нарушитель закона божественного и человеческого не сможет уйти от возмездия. Я даю клятву всячески содействовать распространению методов профессора Канта в моей будущей деятельности в качестве судьи, будучи уверен в том, что их создатель дал мне на это полное право. Смею надеяться, что предложенный профессором Кантом новый метод ведения следствия будет в скорейшем времени внедрен в деятельность органов полиции по всей Пруссии и опубликован за государственный счет на благо всего человечества. Названная публикация может стать лучшим памятником великому гражданину Пруссии.

Оставаясь верным слугой короне Гогенцоллернов и Вашего королевского величества, я прошу позволения вернуться в Лотинген к семье и вновь принять на себя исполнение судейских обязанностей, которые я по указанию Вашего величества вынужден был оставить.

Ваш верный и покорный слуга

Ханно Стиффениис, поверенный.

P.S. Ценная помощь в ходе расследования была оказана офицером Штадтсхеном из Кенигсбергского гарнизона. Я рекомендую его к повышению в звании.

Я несколько раз перечитал написанное, затем сделал копию документа для генерала Катовице, не изменив в нем ни единой запятой. К тому моменту, когда я положил перо и откинулся на спинку кресла, немного расслабив затекшие мышцы в спине и шее, выдумка уже приобрела блеск Истины. Более того, это и была Истина. Истина, которую я расскажу жене, детям, а потом и внукам. Та Истина, которую узнает мир.

Я сложил донесение и копию, запечатал его, растопив на свече красный воск и наложив на печать должностной перстень. И думал я только о том, что в своих действиях руководствуюсь волей нашего Создателя. Он привел меня в Кенигсберг. Он познакомил меня с Кантом. Он надоумил меня навязать сержанту Коху мой плащ. В своей бесконечной мудрости Он решил, что Кох должен умереть ради одного дела, а я должен выжить ради другого. Господь позволил мне завершить расследование, и Он же подсказал мне то заключение, которое я и написал. И когда я ставил перстнем печать на горячем красном воске, я чувствовал, что мною руководит Его рука. Моя собственная рука была всего лишь инструментом, не более.

Я отложил документ в сторону, чтобы печать просохла, задул мерцающую свечу и позвал жандарма. Передав ему депеши, я взглянул на часы и прошел в спальню. У меня оставалось совсем немного времени, которое я использовал на то, чтобы умыться и сменить рубашку, после чего я отправился на похороны Амадея Коха, которые должны были состояться в девять часов на военном кладбище, расположенном за часовней.

Я был единственным, кто присутствовал при печальном зрелище, когда простой деревянный гроб с телом сержанта четыре солдата опускали в холодную землю. Я молча помолился за благородную душу сержанта Коха. Он пожертвовал собой, чтобы привести меня к убийце. На похоронах, за исключением торжественной молитвы, прочитанной полковым священником, не было произнесено практически ни одного слова. Да в них и не было необходимости.

Когда, услышав стук комьев земли о крышку гроба, я надел шляпу и отвернулся, что-то заставило меня остановиться. А правильно ли я поступил? Ведь Мерете Кох похоронена где-то в городе. Возможно, мне следовало бы навести более тщательные справки, прежде чем отдать приказ о погребении сержанта на территории Крепости? Они были спутниками при жизни, им следует утешать друг друга и после смерти.

Впрочем, за исключением этой единственной детали, кенигсбергское дело было закончено.

Через два часа я упаковал походный саквояж и сел в тот же экипаж, что привез меня в город в сопровождении Амадея Коха. Над моей головой не было «звездного неба», которое могло бы пробудить у меня в душе бесконечный восторг и удивление, как сказано в знаменитом афоризме Иммануила Канта. Во время похорон сержанта Коха очень недолго шел снег, но хмурое небо над головой приобрело сходство со свинцовым листом глухого черного цвета. Оно как будто навеки беспощадной тяжестью нависло над Кенигсбергом и над той неопровержимой Истиной, которую я оставлял этому городу.

Глава 35

Погода становилась все хуже и хуже, и тело Иммануила Канта дожидалось похорон в течение шестнадцати дней. Земля настолько промерзла, что для него не могли вырыть могилу. День за днем выставленное для прощания в Университетском храме Кенигсберга тело усыхало и сжималось на глазах. Оно все больше начинало напоминать скелет, как намекали местные газеты, а отцы города в отчаянии молили небеса о том, чтобы погода изменилась.

Вернувшись в Лотинген, я с неистовством накинулся на работу. Активный труд всегда был лучшим лекарством для всех моих проблем, но, как ни странно, я мало продвинулся в разрешении тех вопросов, что накопились за время моего отсутствия. Я часами сидел за столом в своем рабочем кабинете, тупо уставившись на повторяющийся узор на обоях, или же праздно перекладывал бумаги. Единственным утешением для меня была семья. Елена каждое мгновение моей жизни окружила любовью и заботой. И главной уловкой, которую она использовала, чтобы смягчить мою душевную боль, были наши дети. Она старалась, чтобы мы как можно чаще были вместе, гораздо чаще, чем я позволял себе раньше, до отъезда в Кенигсберг. Она очень быстро пресекла несдержанные восторги, которые дети продемонстрировали после моего длительного отсутствия. С необходимой твердостью она ставила предел неожиданно появившейся у них свободе в тех случаях, когда они грозили выйти из повиновения.

Однажды утром Елена ворвалась в мой кабинет со свежим номером «Кенигсбергише монатсшрифт» в руках.

— Как будто земля отказалась его принимать, — произнесла она, положив газету мне на стол.

В заголовке говорилось, что внезапно началась оттепель, и пошел сильный ливень. Панихида по профессору Канту состоится на следующий день в час пополудни. Я внимательно прочел статью, а затем повернулся к жене, чтобы прокомментировать прочитанное.

— Ты должен поехать в Кенигсберг, Ханно. Должен присутствовать при том, как его тело будут предавать земле, — сказала она мягко, но с такой решительностью, что у меня практически не осталось выбора. Елена говорила так, словно успокаивала одного из детей после болезненного падения.

Несмотря на то что я уже принял решение никогда больше не посещать Кенигсберг, ранним утром следующего дня, надев черный костюм и плащ, приколов новую черную шелковую ленту на шляпу, я уселся в почтовый дилижанс. Спутников у меня не оказалось, и я обрадовался тому, что мне не придется ни с кем вступать в разговоры, к которым я был вовсе не склонен. Я сидел в полном одиночестве, с тяжелым сердцем вспоминая свое последнее путешествие из Лотингена в Кенигсберг в компании Амадея Коха.

1 ... 110 111 112 113 114 115 116 117 118 ... 121
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?