«Андропов, — рассказывал Егорычев, — против моей встречи со знаменитым виолончелистом не возражал, только просил, чтобы я написал ему личное письмо о том, как Ростропович относится ко всему случившемуся с ним… Действительно, королева пригласила Ростроповича. Он в первый же день пришел ко мне. Мы со Славой посидели. Он был растроган, потому что тогда он еще недолго жил за границей и очень переживал разлуку с Москвой…

Пока он был у меня в кабинете, работники, которые имели отношение к госбезопасности, всё прислушивались около двери, какой там у нас разговор. Я им говорю:

— Знаете, что, ребята, вы перестаньте этим делом заниматься. Я получил согласие на эту встречу от самого Юрия Владимировича Андропова. Мы с Ростроповичем хорошие друзья, я бы ему никогда не отказал в такой встрече…»

Присутствие Комитета госбезопасности в делах культуры Фурцева ощущала постоянно. Юрий Андропов через полтора месяца после прихода на Лубянку, 3 июля 1967 года, отправил записку в ЦК, в которой живописал действия подрывных сил, направленных «на создание антисоветских подпольных групп, разжигание националистических тенденций, оживление реакционной деятельности церковников и сектантов».

Новый председатель Комитета госбезопасности сигнализировал о том, что «под влиянием чуждой нам идеологии у некоторой части политически незрелых советских граждан, особенно из числа интеллигенции и молодежи, формируются настроения аполитичности и нигилизма, чем могут пользоваться не только заведомо антисоветские элементы, но также политические болтуны и демагоги, толкая таких людей на политически вредные действия».

В феврале 1960 года тогдашний председатель КГБ Александр Николаевич Шелепин, следуя линии Хрущева, упразднил Четвертое управление, которое занималось борьбой с антисоветскими элементами и ведало интеллигенцией, как самостоятельную структуру. Шелепин считал, что следить за писателями, художниками, актерами — не главная задача КГБ и незачем держать для этого целое управление. Андропов же, напротив, предложил создать в центре и на местах подразделения, которые сосредоточились бы на борьбе с идеологическими диверсиями.

Семнадцатого июля 1967 года политбюро предложение Андропова поддержало:

«Создать в Комитете госбезопасности при Совете Министров СССР самостоятельное (пятое) Управление по организации контрразведывательной работы по борьбе с идеологическими диверсиями противника. В КГБ республик, УКГБ по краям и областям иметь соответственно пятые Управления-отделы-отделения…»

Юрий Андропов никогда не работал на производстве, ничего не создавал собственными руками. Ни экономики, ни реальной жизни не знал. Уверенно чувствовал себя только в сфере идеологии. Поэтому занимался интеллигенцией, художественной и научной, пытался влиять на ситуацию в литературе и искусстве. Нечего удивляться, что Пятое управление КГБ приняло на себя функции политической полиции.

«Это подтверждает мою старую мысль о нереальности реальной жизни и всевластии литературы, которая вовсе не воспроизводит, не отражает, а творит действительность, — отметил в дневнике писатель Юрий Маркович Нагибин. — Иной действительности, кроме литературной, нет. Вот почему наше руководство стремится исправить литературу, а не жизнь. Важно, чтоб в литературе все выглядело хорошо, а как было на самом деле, никого не интересует».

Подготовленные Пятым управлением КГБ материалы — это прямые доносы на мастеров литературы и искусства, которые «подрывают авторитет власти». Поносились спектакли театра на Таганке, театра имени Ленинского комсомола — за «двусмысленность», за попытки в «аллегорической форме высмеять советскую действительность». КГБ раздражало даже то, что «моральная неустойчивость отдельных людей стала весьма желательной темой некоторых работников кино и театров».

Вот отрывки из служебных записок Комитета госбезопасности:

«Вызывает серьезные возражения разноречивое изображение на экране и в театре образа В. И. Ленина. В фильме „На одной планете“, где роль Ленина исполняет артист Смоктуновский, Ленин выглядит весьма необычно: здесь нет Ленина-революционера, есть усталый интеллигент…»

«Трудно найти оправдание тому, что мы терпим по сути дела политически вредную линию журнала „Новый мир“… Критика журнала „Юность“ по существу никем не учитывается, и никто не делает из этого необходимых выводов. Журнал из номера в номер продолжает публиковать сомнительную продукцию…»

Разве Комитету госбезопасности было поручено давать оценки театрам и литературным журналам? Но КГБ именно так понимал свою роль: шпионов было немного и содержать ради них такой огромный аппарат было бы нелепо. Андропов и Пятое управление считали, что главная угроза для партийного аппарата и всей социалистической системы исходила от свободного слова.

Такие записки комитета оборачивались неприятностями для Фурцевой. Чекисты сигнализировали о «неполадках» в ее хозяйстве, ЦК предъявлял претензии министру культуры.

Первого июля 1972 года Андропов доложил в ЦК:

«Комитет госбезопасности располагает данными об идейно-ущербной направленности спектакля „Под кожей статуи Свободы“ по мотивам произведений Е. Евтушенко, готовящегося к постановке Ю. Любимовым в Московском театре драмы и комедии. Общественный просмотр спектакля состоялся 12 июня 1972 года.

По мнению ряда источников, в спектакле явно заметны двусмысленность в трактовке социальных проблем и смещение идейной направленности в сторону пропаганды „общечеловеческих ценностей“. Как отмечают представители театральной общественности, в спектакле проявляется стремление режиссера театра Любимова к тенденциозной разработке мотивов „власть и народ“, „власть и творческая личность“ в применении к советской действительности…»

Андропов хотел истребить всякое инакомыслие, тем более если оно высказывается публично. При Андропове начался расцвет политической полиции. Создание отдельного управления, как следовало ожидать, увеличило число дел против интеллигенции. Пятое управление не только следило за настроениями интеллигенции, окружив заметных людей своими информаторами, но и пыталось влиять на процессы в творческой среде. Чекисты, освобожденные от необходимости искать шпионов, которых на такой большой комитет все равно не хватало, рьяно взялись за интеллигенцию.

Серьезные трудности возникали у министра культуры с зарубежными гастролями.

В мае 1961 года труппа Академического театра оперы и балета имени С. М. Кирова выехала на гастроли в Париж. В составе труппы был солист театра Рудольф Нуриев. Ему было всего двадцать четыре года, но он уже был известным всему миру танцовщиком.

КГБ докладывал в ЦК:

«23 июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуриев нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуриев не изменил своего поведения…»

Сотрудник КГБ, включенный в состав труппы, предложил досрочно откомандировать Рудольфа Нуриева домой. 16 июня труппа Кировского театра отправилась в аэропорт, чтобы лететь дальше — в Лондон. Нуриеву сказали, что его дома ждет больная мама. Нуриев решил, что больше его за границу не отпустят, и прямо в аэропорту попросил у французских властей политического убежища.