Евнух и императрица уставились друг на друга.

Евнух смотрел печально. Феодора…

— Я никогда не прощу тебя. Ты — мертвец.

Нарсес кивнул.

— Знаю. — На его лице появилась печальная улыбка. — Но я все равно могу выиграть. В любом случае я — старый человек. Даже если я проиграю, я могу умереть до того, как ты меня убьешь.

Улыбка исчезла. Печаль осталась.

Евнух отвернулся и пошел к двери. Его остановил голос Феодоры.

— Почему, Нарсес?

Впервые в ее голосе кроме ненависти звучала мука. Не поворачиваясь, Нарсес просто пожал плечами.

— Амбиции, — сказал он.

— Нет. Я не о твоих мотивах. Почему это ?

Нарсес повернул голову. Его глаза встретились с взглядом Феодоры. В ее глазах был намек на слезы. Только намек.

Нарсес боролся со своими слезами.

— Не было необходимости. И…

Он не мог смотреть в эти глаза. Отвернулся и добавил:

— Я не прекращал любить тебя, дитя, просто потому, что планировал убить тебя.

Мука улетучилась из Феодоры. Остался только адский голос.

— Тебе следовало убить меня, предатель. Ты пожалеешь об этом, трус.

Нарсес покачал головой.

— Нет, Феодора, не пожалею. Никогда.

Через мгновение он ушел Феодора уставилась сверху вниз на мужа. Стоны Юстиниана становились громче. Вскоре он придет в сознание и начнет кричать.

Императрица сняла его голову со своих колен и аккуратно опустила на ковер.

Ей требовалось кое-чем заняться.

Она на четвереньках доползла до тела ближайшего солдата. Вытащила кинжал из ножен на поясе трупа.

Затем все еще ползком стала пробираться к Иоанну из Каппадокии.

Императрица продвигалась на четвереньках не потому, что не могла стоять, не потому, что была ранена, и не потому, что пребывала в шоке.

Нет. Она ползла просто потому, что хотела заставить Иоанна из Каппадокии наблюдать за ее приближением.

Он видел ее. А затем, несмотря на то что его парализовал яд, попытался закричать.

Но не мог. Он не мог вымолвить ни звука, не мог двинуть мускулом. Он мог только смотреть.

Феодора ползла к нему, держа кинжал в руке. Ее глаза неотрывно смотрели в глаза префекта претория.

Она хотела добраться до этих глаз.

Адский взгляд. Адское приближение.

Это станет последним, что увидит в жизни Иоанн из Каппадокии, и он знал это.

Через три минуты в зал ворвался Велисарий. За ним следовали его катафракты и Ирина.

Все они резко остановились.

Ирина зажала рот рукой после того, как резко вдохнула воздух. Менандр побледнел. Анастасий сжал челюсти. Валентин ухмыльнулся.

Велисарий просто смотрел. Но он тоже на мгновение был зачарован зрелищем.

Не видом тел, устилающих зал. Не видом стонущего ослепленного Юстиниана. Даже не видом префекта претория, распростертого на полу и молчаливо кричащего, выгибая спину в агонии.

Нет, зачаровывал вид императрицы. Она сидела на корточках над умирающим предателем, держа окровавленный нож в одной руке и поддерживая свои императорские одежды другой. Она мочилась в пустые глазницы Иоанна из Каппадокии.

Ракета взметнулась в небо и взорвалась высоко над стенами ипподрома. За ней последовал громоподобный крик, издаваемый собравшейся внизу толпой.

— Ника! Ника![42]

— Это «побеждай»? — прошипела Антонина. Она склонилась в седле и прошептала. Маврикию: — Подскажи мне, что делать.

Маврикий улыбнулся.

— Ты уже сама знаешь, что делать.

Он показал пальцем вперед. Они приближались к маячившему впереди ипподрому с юго-запада. Впереди них, в пятидесяти ярдах, начиналась широкая каменная лестница, которая поднималась к широкому входу. Вход составлял тридцать ярдов в ширину. Его поддерживали несколько колонн.

— Когда мы там окажемся, начнется схватка. Для маневров не будет места. Только убивай — или убьют тебя.

Антонина скорчила гримасу. Вход, к которому они приближались, назывался Ворота Смерти.

— Очень подходящее название, — пробормотала она. Рядом с нею Маврикий презрительно фыркнул.

— Ты можешь в это поверить? — спросил он. — Они не поставили стражу! Ни одного часового.

Теперь они находились в двадцати ярдах от начала лестницы. Антонина остановила лошадь и стала спешиваться.

— Для лошадей там места тоже не будет, — сказала она.

Маврикий кивнул и приказал катафрактам спешиться. Букелларии заворчали, но подчинились без колебаний. Несмотря на то что они терпеть не могли сражаться на своих двоих, они были ветеранами. Катафракты прекрасно знали, что кавалерийская тактика невозможна внутри ипподрома.

Антонина достала мясницкий нож и подняла над головой.

— Ничто! Ничто! — крикнула она и стала подниматься по лестнице. Вся ее армия бросилась за ней. Но до того как Антонина преодолела половину лестницы, Маврикий ее попридержал.

— Ты останешься сзади.

Антонина подчинилась. Ее армия огибала ее. После того как все прошли вперед, они с. Маврикием последовали за солдатами.

К тому времени, как они миновали Ворота Смерти, некоторые гренадеры уже запускали первые гранаты. Антонина слышала взрывы, так же как и боевой клич своих солдат.

— НИЧТО! НИЧТО!

Они с. Маврикием вошли на ипподром. Они стояли на широкой плоской платформе. Под ними находились широкие каменные сиденья ипподрома, которые одновременно служили и сиденьями, и лестницами. Сиденья-ступени спускались вниз к беговой дорожке.

Триста катафрактов распределялись по первым десяти рядам по периметру. Приготовили луки. В центре, прямо под Антониной гренадеры и их жены выстроились боевым порядком. Некоторые гренадеры уже выпускали гранаты из пращей, но большинство все еще устанавливали корзины с гранатами.

Антонина уставилась на врагов, собравшихся на другой стороне ипподрома. После одного взгляда она игнорировала огромную толпу бандитов из группировок. Ее внимание привлекли ракетницы, установленные у дальнего поворота беговой дорожки Антонина видела кшатриев, суетящихся вокруг неких деревянных опор. Она не узнала странные деревянные приспособления, но ей было нетрудно понять природу трубок, которые кшатрии устанавливали на эти деревянные опоры.