— Ясно, — Паран вздохнул. — Продолжим разговор об этом после. Давай сейчас выслушаем Мураша.

— Ладно.

Сержант подобрался к офицерам, уселся перед ними. Хватка передала ему фляжку, Мураш сделал с полдюжины глотков, затем вернул вино. Сержант громогласно высморкался, затем вытер усы и ещё несколько мгновений приглаживал и расправлял их.

— Если начнёшь сейчас подмышки отмывать, — предупредил Паран, — я тебя убью. Когда отступит тошнота, разумеется. Итак, вы ходили в Сетту — что видели, сержант?

— Ух, так точно, капитан. В Сетту. Город-призрак, жуткий до икотки. Улицы пустые, дома пустые, объядки…

— Об… что?

— Объядки. На площадях. Здоровые кучи пепла и обгорелых костей. Человеческих. Объядки. Да, и здоровые птичьи гнёзда на четырёх городских башнях — Дымка к одному близко подобралась.

— Вот как?

— Ну, ближе, чем остальные, стало быть. Мы ещё, когда солнце не совсем село, дерьмо птичье на стенах башне увидели. В общем, там спят эти горные трупоеды.

Быстрый Бен выругался.

— А Дымка точно уверена, что её не заметили?

— На все сто, маг. Ты же знаешь Дымку. Но мы всё одно держались так, чтоб никто не приметил — на всякий случай. Нелёгкое, кстати, дело, башни хорошо расставлены. Но птицы и вправду позасыпали.

— Великих воронов видели? — поинтересовался Быстрый Бен.

Сержант заморгал.

— Нет. А что?

— Ничего. Но правило прежнее — ничему в небе не верь, Мураш. Повтори всем, чтоб знали и не забыли, хорошо?

— Как скажешь, маг.

— Это всё? — спросил Паран.

Мураш пожал плечами.

— Да, вроде ничего больше. Сетта мертва, мертвее некуда. И Маурик, наверное, тоже.

— Забудь про Маурик, — сказал Паран. — Мы его пропустим.

Этим он привлёк полное внимание Хватки.

— Только мы, капитан?

— Мы летим прямо к цели, — ответил Быстрый Бен.

Мураш что-то пробурчал себе под нос.

— Говори громче, сержант, — приказал Паран.

— Да ничего, сэр.

— Говори уж, Мураш.

— Ну, просто, капитан, Вал и Штырь и остальные сапёры… жаловались, мол, пропал же ящик со взрывчаткой — они надеялись поправить дело в Маурике. Они скулить будут, сэр.

Хватка заметила, как Паран покосился на Быстрого Бена. Чародей помрачнел.

— Забыл я переговорить с Валом. Виноват. Сейчас займусь.

— Дела такие, — продолжил Мураш, — что у нас припасов недостача, вот и всё. Если дойдёт до беды…

— Да брось, сержант, — проворчала Хватка. — Когда мосты сожгли за спиной, толку пялиться на огонь тех, что впереди. Скажи сапёрам, чтоб собрались. Если вляпаемся в такую передрягу, что полутора десятков «руганей» и тридцати-сорока «шрапнелей», которые у нас остались, не хватит, всё одно превратимся в кучу «объядков».

— Хватит языком трепать, — объявил Паран. — Бен, вели морантам готовиться — сегодня ещё один перелёт. Мы должны к утру оказаться в пределах видимости от реки Эрин. Хватка, проверь ещё раз каирны, пожалуйста. Они должны быть хорошо замаскированы. Если сейчас попадёмся — дело будет жаркое.

— Так точно, сэр.

— Хорошо, за дело.

Паран смотрел вслед своим солдатам. Через несколько мгновений он почувствовал чужое присутствие и обернулся. Командир Чёрных морантов, Вывих, остановился рядом.

— Капитан Паран.

— Да?

— Я бы хотел знать, дал ли ты своё благословение богам баргастов. В Капастане или, быть может, потом.

Паран нахмурился.

— Меня предупреждали, что они могут о таком попросить, но нет — никто не обращался ко мне.

Воин в чёрных доспехах некоторое время молчал, затем сказал:

— Но ты признаёшь их место в пантеоне.

— Не вижу, почему бы и нет.

— Это значит «да», капитан?

— Хорошо. Да! А что? Что не так-то?

— Всё так. Я скоро умру и хочу знать, что ждёт мою душу.

— Поплечники баргастов наконец признали, что у них с морантами общая кровь?

— Их признания и заявления не имеют значения.

— А мои — имеют?

— Ты — Господин Колоды.

— Что вызвало этот раскол, Вывих? Между морантами и баргастами?

Свершитель медленно поднял усохшую руку.

— Возможно, в ином мире эта рука здорова и сильна, а остальное моё тело сухое и безжизненное. Возможно, — продолжил морант, — она уже чувствует хватку — сильную и цепкую — некоего духа. Который ныне лишь ждёт моего перехода в иной мир.

— Любопытный взгляд на вещи.

— Иная перспектива, капитан. Баргасты хотели бы увидеть нас всех сухими и безжизненными — и отрубить.

— А вы — наоборот?

Вывих пожал плечами.

— Мы не боимся изменений. Мы не противимся им. Баргасты должны признать, что расти — нужно, пусть и болезненно. Они должны постигнуть то, что моранты постигли давным-давно, когда мы отказались обнажать мечи и стали разговаривать с тисте эдур — серокожими мореплавателями. Разговаривать, чтобы узнать: они столь же растерянны, сколь и мы, столь же устали от войны, столь же готовы к миру.

— Тисте эдур?

— Дети Расколотого Пути. Осколок его нашли в бескрайнем Морантском лесу, которому было суждено стать нашим новым домом. Куральд Эмурланн, истинное лицо Тени. Так мало осталось тисте эдур, что мы решили принять их. Последние уже ушли из Морантского леса — давным-давно, но их наследие сделало нас теми, кто мы есть ныне.

— Свершитель, мне потребуется время, чтобы осознать то, что ты сейчас сказал. У меня есть вопросы…

Вывих вновь пожал плечами.

— Мы не убили тисте эдур. В глазах баргастов это — наше величайшее преступление. Однако мне интересно: Старшие Духи — ставшие ныне богами — относятся к этому так же или иначе?

— У них было много времени на размышления, — прошептал Паран. — Иногда — только это и нужно. Сердце мудрости — терпимость. Я думаю так.

— Тогда, капитан, ты должен гордиться.

— Гордиться?

Свершитель медленно повернулся на тихие выкрики, которые давали знать, что отряд его готов к полёту.

— Я возвращаюсь к Дуджеку Однорукому, — морант помолчал, затем добавил: — Малазанская империя мудра. Я нахожу это даром редким и драгоценным. И потому желаю ей — и вам всем — добра.

Паран смотрел вслед уходившему Вывиху.

Пора было идти.

Терпимость. Может быть. Запомни это слово, Ганос. Что-то шепчет, оно станет осью, на которой завертится всё, что ещё случится…