Смертный меч Трейка презирал армии; на самом деле, он презирал всё, что хоть как-то связано с военным делом. Ему было плевать на дисциплину, у него был один офицер — к счастью, бывший солдат-лестиец — который кое-как управлялся с уже полутора сотнями последователей: фанатичных оборванцев, которых Остряк в шутку назвал Легионом Трейка.

Остряк был полной противоположностью Итковиана.

— Она возвращается, — пробасил Смертный меч.

— У неё не очень довольный вид, — заметил Итковиан.

— Ага. Говорят, им иногда бывает неприятно сидеть в седле.

Итковиан взглянул на собеседника:

— Примите мои извинения. Я полагал, что вы с ней…

— Пару раз, — ответил Остряк. — Увы, когда мы оба были пьяные. Думаю, она порядком тогда захмелела. Мы не обсуждали это, в общем-то. Как-то раз разговор об этом зашёл, но мы тут же заспорили о том, кто больше опозорился… Эй, красавица! Что нового?

Она натянула вожжи, лошадь подняла копытами пыль.

— И с какого Худа я должна тебе говорить?

— И с какого Худа ты тогда вернулась к нам?

Скалла сердито нахмурилась.

— Я возвращалась на своё место, олух. Итковиан, если только что на твоём лице был хотя бы намёк на улыбку, мне придётся тебя убить.

— Никоим образом, сударыня.

— Рада это слышать.

— Итак? — спросил у неё Остряк.

— Что?

— Вести, женщина!

— Ах, это. Удивительные вести, конечно, только такие и слышно в последнее время, верно? Приятные откровения. Счастливые времена…

— Скалла.

— Старые друзья, Остряк. Плетутся в лиге позади нас. Большая костяная карета, запряжённая Худ знает кем. И тащит за собой ещё два фургона со всяким хламом… я сказала «хламом»? То есть «добычей», конечно, в том числе и несколько почерневших на солнце трупов. А на ко́злах сидит старик. С паршивой кошкой на коленях. Кто бы мог подумать? Старые знакомые, да?

Лицо Остряка окаменело, взгляд похолодел.

— Бука не было?

— Даже его лошади. Либо он улетел, либо…

Смертный меч развернулся и пришпорил лошадь.

Итковиан растерялся. Он взглянул на Скаллу и удивился, увидев в её зелёных глазах неприкрытое сочувствие.

— Догони его, а? — тихо попросила женщина.

Итковиан кивнул, опустил забрало малазанского шлема. Чуть сместил свой вес, слегка тронул поводья, и конь уже развернулся.

Жеребец явно радовался возможности размять ноги, и — поскольку нёс меньший груз — сумел довезти Итковиана до Остряка через две трети лиги. Лошадь Смертного меча уже тяжело дышала.

— Сударь! — окликнул даруджийца Итковиан. — Шагом, сударь! Иначе обратно нам придётся ехать вдвоём в одном седле!

Остряк выругался так, будто хотел заставить лошадь скакать ещё быстрее, затем сдержался, выпрямился в седле, отпустил поводья — галоп быстро сменился карьером.

— Теперь, быстрой рысью, сударь, — посоветовал Итковиан. — На шаг перейдём шагов через сто, чтобы она смогла вытянуть шею и открыть дыхательные пути.

— Прости, Итковиан, — сказал Остряк чуть погодя. — В последнее время жара в моей ярости нет, но от того она, боюсь, лишь смертоноснее.

— Трейк бы…

— Нет, друг, даже не пытайся. Я уже говорил. Мне плевать, чего там Трейк от меня хочет или ожидает. Так что всем вам лучше перестать меня считать Худ знает чем. «Смертный меч» — терпеть не могу титулатуру. Ещё когда караваны охранял, ненавидел, если называли меня «капитаном». С таких я обычно больше денег брал.

— Вы собираетесь навредить тем путешественникам, сударь?

— Ты прекрасно знаешь, кто они.

— Да.

— У меня был друг…

— Да. Его ведь зовут Бук? Я его помню. Человек, раздавленный горем. Я предлагал принять его бремя, но он отказался.

Остряк резко повернулся.

— Предлагал?.. А он?..

Итковиан кивнул.

— Возможно, мне стоило быть более… прямолинейным.

— Тебе стоило схватить его за шкирку и сделать это, хотел он там или нет. Ведь то же сделала с Первым Сыном Мёртвого Семени, Анастером, эта женщина, ну, которая стала новым Кованым щитом, верно? И он теперь скачет с ней бок о бок…

— И ничего не помнит. Он — ничто, пустая оболочка, сударь. В нём не было ничего, кроме боли. А когда её забрали, вместе с ней исчезла и его сущность. Вы бы хотели такой же участи для Бука, сударь?

Остряк нахмурился.

Обзор закрывали изъеденные ветром холмы, но, по словам Скаллы, им оставалось меньше лиги, с ветром уже доносился приглушённый стук, который предупреждал двух мужчин о приближении фургона.

Едва они достигли вершины холма, сразу пришлось натянуть поводья, чтобы не врезаться в запряжённых волов.

На голове Эмансипора Риза красовалась широкая грязная повязка, которая обхватывала его голову, частично прикрывая разбухшую щёку и заплывший правый глаз. Увидев двух неожиданно появившихся всадников, кошка на коленях Риза завопила и вскарабкалась по груди слуги на левое плечо, запрыгнула на крышу жуткого фургона, где скрылась в куче шкур и костей к’чейн че’маллей. Риз и сам запрыгнул на облучок, чуть не свалившись с него, прежде чем выровняться.

— Плидулки! Фачем фы это фделали? Худоф дух!

— Наши извинения, сударь, за то, что так вас испугали, — сказал Итковиан. — Вы ранены…

— Ланен? Дфа. Фуба. Фломал их. Олифкофая коффочка.

Итковиан недоумённо посмотрел на Остряка.

Смертный меч пожал плечами:

— Оливковая косточка, наверное?

— Да! — Риз быстро закивал и тут же вздрогнул от резкого движения. — Ффо фам нуфно?

Остряк глубоко вдохнул, затем сказал:

— Правда, Риз. Где Бук?

Слуга пожал плечами.

— Неф его.

— Они его…

— Неф! Уфол! Улефел! — он помахал руками вверх-вниз. — Флоп-флоп! Дофло? Неф?

Остряк выдохнул, отвёл взгляд, затем медленно кивнул.

— Вполне, — ответил он немного погодя.

Открыв дверцу, из фургона выглянул Бошелен.

— Почему мы останови… о, капитан… и «Серый меч», я полагаю, но где твоя форма, господин?

— Не думаю, что…

— Неважно, — прервал его Бошелен, вылезая. — На самом деле мне неинтересно. Итак, господа, у вас, видимо, есть какое-то дело ко мне? Прошу простить за грубость, я в последнее время крайне утомлён и нетерпелив, увы. И прежде чем вы скажете ещё хоть слово, я бы порекомендовал не раздражать меня. Если меня бесцеремонно перебьют ещё хоть раз, у меня окончательно лопнет терпение, а это крайне неприятно заканчивается для окружающих, уверяю вас. А теперь — что вам от нас нужно?