Девушка остановила Туманную возле Джиди'ина, наклонилась к Ранду и положила ладонь ему на руку:

— Мне очень жаль, но ты никак не мог предотвратить этого.

— Знаю, — отозвался он.

Ранд не знал даже, что тут есть городок, пока пять дней назад о Тайене не упомянул мимоходом Руарк. Обычно на советах с вождями обсуждалось лишь, не могут ли они делать дневные переходы больше, а также как поведет себя Куладин, миновав Джангай. А пять дней назад Шайдо уже ушли, сделав свое черное дело. Тогда Ранд обозвал себя болваном.

— Ладно, только не забывай этого. Здесь твоей вины нет. — Эгвейн тронула пятками Туманную и заговорила с Авиендой, еще не удалившись на достаточное расстояние от Ранда, и тот расслышал: — Я рада, что он перенес это так легко. У него есть обыкновение чувствовать вину за то, чего он не может изменить.

— Мужчины вечно полагают, будто им под силу управляться со всем вокруг себя, — откликнулась Авиенда. — Когда же они обнаруживают, что это не всегда так, то думают, будто не справились. А им бы лучше усвоить простую истину, которая женщинам давно известна.

Эгвейн хихикнула:

— Вот это чистая правда. Как только увидела тех бедняг, я подумала, что мы найдем его за каким-нибудь валуном, где его наизнанку выворачивает…

— Он настолько чувствителен? Я…

Кобыла иноходью удалилась, и голоса девушек стихли. Вспыхнув, Ранд выпрямился в седле. Надо же, пытался их подслушивать, ну как полный идиот! Тем не менее он хмуро поглядывал в спину удаляющимся девушкам. На себя он берет ответственность лишь за то, что на его совести — когда в ответе только он один. И вину свою чувствует лишь за то, с чем не сумел справиться. И только в тех случаях, когда мог что-то сделать. Разговор девушек ему не понравился, хоть у него за спиной, хоть у него под носом. Свет знает, что они там еще наговорят!..

Спешившись, Ранд взял Джиди'ина под уздцы и отправился искать Асмодиана, который, похоже, куда-то убрел. Так приятно было пройтись после долгих дней, проведенных в седле. Вдоль ущелья вырастали многочисленные группы палаток; горные склоны и утесы образовывали труднопреодолимые преграды, но айильцы по-прежнему обустраивали стоянку так, словно ожидали нападения со скал. Ранд как-то попытался идти пешим маршем вместе с айильцами, но через полдня счел за благо вновь забраться на коня. Даже верхом нелегко было не отстать от закаленных Пустыней бойцов — если бы поднажали, они вполне могли бы и лошадей загнать.

Мэт тоже спешился, присел, держа поводья в одной руке и положив поперек колен свое чернодревковое копье, и вглядывался в распахнутые ворота, с живейшим интересом рассматривая город и что-то бормоча себе под нос, а Типун тянулся пощипать листочки с терновника. Мэт не просто рассматривал город, он его внимательно изучал. Откуда взялось то замечание о часовых? Теперь, после посещения Руидина, Мэт изредка говорил вслух странные вещи. Ранду бы хотелось, чтобы друг поделился с ним своими мыслями о случившемся тогда, но тот по-прежнему отрицал, что с ним что-то произошло, несмотря на медальон с лисьей головой, копье и этот шрам вокруг шеи. Мелиндра, Дева из Шайдо, с которой Мэт стал не разлей вода, стояла немного в стороне, не сводя глаз с юноши, пока к ней не подошла Сулин и не прогнала ее с каким-то поручением. Ранд гадал, знает ли Мэт, что Девы заключают пари, откажется ли ради него Мелиндра от копья. И еще они спорили, не научит ли она его петь, хотя когда Ранд поинтересовался, что это значит, Девы просто со смеху покатились.

Асмодиана Ранд нашел по звукам арфы. Тот сидел на гранитном выступе и перебирал струны, поставив инструмент на колено. Древко темно-красного знамени было ввинчено в каменистую почву, и Асмодиан привязал к нему поводья мула.

— Вот видите, милорд Дракон, — весело произнес Асмодиан, — ваш знаменосец преданно исполняет свою службу. — Голос его и выражение лица изменились, и он сказал: — Если тебе так необходима эта штуковина, почему бы не вручить ее Мэту? Или пусть ее несет Лан. Или, в конце концов, почему не Морейн? Она была бы рада нести твое знамя и чистить тебе сапоги. Берегись ее. Она — неискренний человек. Когда женщина говорит, что будет тебя слушаться, причем говорит по своей воле, значит, пора спать чутко и почаще оглядываться.

— Ты несешь его, потому что избран, мастер Джасин Натаэль. — Асмодиан вздрогнул и огляделся окрест, хотя все находились слишком далеко или же были слишком заняты и услышать не могли. Все равно никто, кроме Ранда и Асмодиана, ничего не понял бы. — Что тебе известно о тех развалинах? Вон, возле снегов? Должно быть, они из Эпохи Легенд.

Асмодиан даже взора на гору не поднял.

— Этот мир очень изменился по сравнению с тем, в котором я… отправился спать. — Он говорил устало и еле заметно содрогнулся при последних словах. — Об окружающем мне известно лишь то, что я узнал после пробуждения. — Арфа издала печальные аккорды «Марша смерти». — Эти развалины, насколько я понимаю, могут оказаться тем, что осталось от города, где я родился. Шорреле был портом.

От силы еще час, и солнце скроется за Хребтом Мира, а в такой близи от высоких гор и ночь наступает рано.

— Сегодня я слишком устал для бесед. — Этим словом они называли уроки Асмодиана, даже когда рядом никого не было. А если к этим урокам прибавить занятия с Ланом или Руарком, то с тех пор, как Ранд оставил Руидин, на сон у него оставалось мало времени. — Когда будешь готов, отправляйся к себе в палатку, а утром увидимся. И знамя не забудь.

Больше некому нести эту проклятую штуковину. Может, найдется кто-нибудь в Кайриэне.

Когда Ранд повернул прочь, Асмодиан дернул струны, издав нечто неблагозвучное, и спросил:

— Сегодня ночью мою палатку не оплетут обжигающими сетями? Ты наконец-то начал мне доверять?

Ранд оглянулся через плечо:

— Я доверяю тебе как брату. До дня, когда ты предашь меня. Я дал тебе честное слово, простил за все, что ты сделал, в обмен за мое обучение. Эта лучшая сделка, чем ты заслуживаешь, но в тот день, когда ты повернешь против меня, я возьму свое слово обратно и похороню вместе с тобой. — Асмодиан открыл было рот, но Ранд опередил его: — Это я говорю, Натаэлъ. Я, Ранд ал'Тор Народ Двуречья не любит людишек, которые норовят нож в спину всадить.

Раздраженно дернув поводья крапчатого, Ранд зашагал прочь, прежде чем Асмодиан успел вымолвить хоть слово. Ранд не был уверен, не возникли ли у Асмодиана какие-то подозрения, будто мертвец старается завладеть его разумом, но не желал давать Отрекшемуся ни малейшего намека. Асмодиан и так уже считает, что дело его совсем пропащее, а коли он подумает, будто Ранд не вполне властен над своим разумом и, наверное, с ума уже сходит, то оглянуться не успеешь, как Отрекшийся сбежит. А Ранду еще так много надо узнать.

Гай'шайн в белых одеждах устанавливали под руководством Авиенды палатку для Ранда. Место она выбрала в ущелье, возле входа, и над палаткой возвышалась та вырезанная в скале гигантская змея. У гай'шайн были свои шатры, но их они ставили, разумеется, в последнюю очередь. Поблизости сидели на корточках Аделин и еще с дюжину Дев, они наблюдали за всем вокруг, готовясь охранять его сон. Хотя вокруг Ранда каждую ночь располагалась лагерем тысяча Дев, они тем не менее выставляли стражу у его палатки.