— Я знаю их не больше, чем вас, — сказала она. — Нам просто сказали, как сюда добраться.

Свенсон сжал ее руку; он подавлял всякое к ней сочувствие, понимая, что сначала должен узнать, кто она такая на самом деле.

— Элоиза… я должен спросить вас, потому что это очень важно… Вы должны ответить мне откровенно…

— Я не лгу… книга… эти женщины…

— Я спрашиваю не о них. Я должен знать о вас. У кого вы работаете? Чьих детей вы воспитываете?

Она уставилась на него, видимо, колеблясь перед лицом такой настойчивости, видимо, пытаясь найти лучший ответ, потом нахмурилась, на лице ее появилось горькое и жалкое выражение.

— Я почему-то думала, это известно всем. Детей Шарлотты и Артура Траппинга.

* * *

— Много есть чего рассказать, — сказала она, распрямляя плечи и откидывая с глаз выбившиеся волосы. — Но только вы не поймете, если я не объясню, что после исчезновения полковника Траппинга, — она посмотрела на него, словно спрашивая, не требуется ли ему каких пояснений, но он только кивнул — мол, продолжайте, — миссис Траппинг удалилась в свои комнаты и не принимала никого, кроме своих братьев. Я говорю «братьев», но на самом деле единственный брат, которого она хотела видеть и посылала открытку за открыткой — мистер Генри Ксонк, — не ответил ей ни разу, а брат, с которым у нее довольно напряженные отношения — мистер Франсис Ксонк, — навещал ее каждый день. Один раз он нашел меня, потому что бывал в доме достаточно часто и знал о моих отношениях с миссис Траппинг.

Она снова посмотрела на Свенсона, который вопросительно поднял брови. Она покачала головой, словно собираясь с мыслями.

— Вы ее, конечно, не знаете — у нее трудный характер. Она была исключена из семейного бизнеса… понимаете, она получает свои деньги, но у нее нет власти. Это выводит ее из себя, и поэтому она считала, что ее муж должен занять высокое положение, так что когда он пропал… это так ее обескуражило… Как бы там ни было, но мистер Франсис Ксонк отвел меня в сторону и спросил, не хочу ли я помочь ей. Он знает мою преданность миссис Траппинг — я уже говорила, что она полагалась на мои советы. Конечно, я согласилась, хотя меня и смущала эта его неожиданная любовь к сестре, женщине, которая презирает его за растлевающее влияние на ее мужа. Он попросил меня хранить это в тайне… Я бы не сказала об этом ни одной живой душе, капитан, если бы… если бы не то, что произошло… — Она сделала жест рукой, показывая на дом, в котором они находятся.

Свенсон сжал ее руку. Она снова улыбнулась, хотя выражение ее глаз не изменилось.

— Он сказал, что я и для себя могу извлечь выгоду из этого предприятия, что для меня это может стать… откровением. Он был убежден, что полковника Траппинга удерживают против его воли и что из-за скандала никак нельзя обращаться к властям. Мистеру Ксонку были известны только слухи, но сам он был слишком заметной фигурой, чтобы заниматься этим делом лично. Это все часть некоего большего сценария, сказал он. Он сообщил мне, что от меня ждут конфиденциальных сведений, компрометирующей информации о Траппинге, и просил меня рассказать все, что я знаю. Я отказалась, по крайней мере не поговорив предварительно с миссис Траппинг, но он настаивал, предупреждая, что сообщать ей хотя бы самую малость о трудном положении, в котором оказался ее муж, не следует. Это означает поставить под угрозу сам брак между ними, уже не говоря о том, как это скажется на нервах бедной женщины. И тем не менее мне это казалось бесчестным… то, что я знала, мне стало известно только благодаря ее доверию. И я опять отказалась, но он продолжал настаивать… Он мне льстил, хвалил мою преданность… В конце концов я согласилась, решив, что у меня нет выбора… хотя на самом деле выбор у меня был. У нас всегда есть выбор… но если тебя начинают хвалить или называть красавицей, то поверить в это очень легко. — Она вздохнула. — И вот этим утром я получила инструкции сесть на поезд и ехать сюда.

— Кто предлагает грех, обретет рай, — сказал Свенсон.

Элоиза кивнула, шмыгнув носом.

— Другие были такие же, как я, — родственники, слуги или помощники власть имущих. Все мы владели семейными тайнами. Мисс Пул одну за другой провела нас из гостиной в другую комнату. Там было несколько мужчин в масках. Когда подошла моя очередь, я сказала им, что знала, — о Генри Ксонке и Артуре Траппинге, об амбициях и желаниях Шарлотты Траппинг… Мне стыдно, что я сделала это. Стыдно, что хотя часть моего разума делала это в искренней надежде спасти пропавшего человека, другая моя часть — и мне горька эта правда — с нетерпением жаждала увидеть, какой же это рай меня ожидает? А теперь… теперь я даже не помню, что говорила, что могло быть таким важным… Траппинги вели отнюдь не скандальную жизнь. Я дура…

— Нет, не надо так, — прошептал Свенсон. — Мы все сглупили, поверьте мне.

— Это не может быть оправданием, — откровенно сказала она ему. — У нас также всегда есть шанс проявить твердость.

— Вы и проявили твердость — проделали весь этот путь в одиночестве, — сказал он. — А еще более стойкой вы проявили себя там… на чердаке.

Она закрыла глаза и вздохнула. Свенсон пытался говорить как можно мягче. Его абсолютно убедила ее история, и все же он побаивался своих чувств к ней. Книга была в Харшморте, с Траппингами, как она это объяснила, но все же ему нужно было что-нибудь еще, прежде чем он поверил бы ей полностью.

— Вы сказали, что у мисс Пул была книга…

— Она положила ее на стол, после того как я сказала то, что, как я думала, им хотелось от меня услышать. Она была в обтянутой шелком обложке, как… ну как Библия или Тора… и когда она ее открыла…

— Она была из синего стекла.

Она вздрогнула, услышав эти слова.

— Да! И вы еще в поезде говорили о синем стекле… а я тогда не знала, но потом… я подумала о вас… и я поняла, что не понимаю, в какую ситуацию попала, и в этот момент перед моим мысленным взором вдруг возникли пронзительные глаза мистера Франсиса Ксонка… и мисс Пул открыла стеклянную книгу… и я читала… или, правильнее сказать, книга читала меня. Я упала в нее, как в воду, словно упала в тело другого человека, только не одного человека… это были сны, желания, такие ощущения, что я краснею, вспоминая об этом… и такие видения… а потом мисс Пул… она, наверно, положила мою руку на книгу, потому что я помню, как она смеялась… а потом… не могу это передать… я оказалась глубоко… так глубоко и в таком холоде, я тонула… задержала дыхание, но в конце концов мне пришлось сделать вдох, и я хлебнула… я не знаю, что это было… ледяное жидкое стекло… Чувство было такое, будто я умираю… — Она замолчала и вытерла глаза, посмотрев на дверцу в потолке. — Я пришла в себя там. Мне повезло… Я знаю, что повезло. Я знаю, что должна была погибнуть, как остальные, моя кожа отливала синевой.

* * *

— Вы можете идти? — спросил он.

— Могу. — Она встала и разгладила на себе платье, не отпуская его руку, потом нагнулась, чтобы надеть сапожки. — После всех затраченных ими трудов, чтобы я приехала сюда, они меня просто бросили на произвол судьбы. Если бы не вы, капитан Блах… меня дрожь берет, когда я думаю…