курса экономической политики. Если Аргентина планирует иметь свою собственную независимую валюту, не привязывая ее к какой-нибудь мировой валюте, например, к доллару или евро, она может получить отличную валюту, привязав ее к золоту. Если аргентинское правительство совсем осталось бы без ресурсов, оно могло бы поступить так, как поступило молодое американское правительство в 1789 году: объявить золото основой всех денежных сделок и позволить частному сектору самому позаботиться о денежной системе, например, выпускать обеспеченные золотом банкноты без участия государства.

Следующим шагом стало бы введение налоговой системы, которая приносила бы в казну поступления в объеме 10–15 % ВВП, а также постепенное снижение торговых барьеров и устранение препон для создания богатства. Например, правительство могло бы установить единую ввозную пошлину в 10 %, 10-процентный НДС и двухпроцентный налог на имущество, устранив все налоги на доход, корпоративную прибыль, зарплату и финансовые операции, а также дополнительные акцизные сборы. Налогоплательщики сочли бы, что платить такие налоги легко, и перестали бы от них уклоняться. Налоговые службы решили бы, что такие налоги легко взимать в силу их простоты и немногочисленности. Спустя несколько лет можно было бы ввести небольшой подоходный налог (например, брать 15 % с доходов свыше $20 000), если бы граждане были готовы тратить на услуги государства чуть большую часть национального продукта.

Министр экономики Аргентины Доминго Кавальо перед кризисом говорил о том, что хотел бы до предела упростить налоговую систему, оставив только НДС и подоходный налог. Однако все, что он сделал, это повысил налоги.

При такой системе аргентинская экономика на протяжении долгих десятилетий без труда росла бы на проценты, выраженные двузначными числами. В результате Второй мировой войны Япония пострадала гораздо сильнее Аргентины, но смогла быстро восстановить экономику при менее удобной налоговой системе.

Крах аргентинской экономики заставил усомниться в способности экономистов дать верный совет. Стандартное решение в рамках консервативного подхода (механизмы валютного управления) оказалось с изъяном. Поскольку принятый в Аргентине механизм валютного обеспечения был привязан к плавающему доллару США, он не обеспечивал стабильности песо, а только порождал губительную для экономики дефляцию. Стандартное решение в рамках либерального подхода (плавающий курс, сменивший механизм регулирования) был еще хуже. Пока не будет принято правильное решение — перейти на золотой стандарт, — правительства будут метаться между этими двумя крайностями, каждый раз обнаруживая, что выбрали наихудший вариант.

Международный валютный фонд и американское Казначейство, по всей видимости, так и не извлекли урока из Азиатского валютного кризиса. Они продолжали навязывать небольшим государствам, не утратившим абсурдной веры в экономическую компетентность западных стран, все ту же ужасающую программу: ужесточение бюджетной дисциплины, повышение налогов, астрономические процентные ставки, пренебрежение валютными курсами и великое множество бессмысленных реформ.

Несмотря на все академические журналы и все докторские диссертации, экономическая политика во многом продолжает опираться на туманные и нередко ошибочные принципы, уходящие корнями в минувшие столетия. Одним из самых живучих и наиболее разрушительных мифов является утверждение, что госдолг и дефицит бюджета порождают экономические проблемы, в первую очередь монетарные. Эти воззрения, до сих пор не утратившие популярности, вызвали Великую депрессию 1930-х годов и породили множество проблем во время Азиатского кризиса. МВФ чуть ли не рефлекторно повторяет ошибки, допущенные в 1931 году наиболее видными экономистами, которые были уверены в том, что для укрепления фунта стерлингов британскому правительству следует повысить налоги и сократить государственные расходы. В результате уже через неделю фунт стерлингов был девальвирован. Этот случай убедил кейнсианцев в том, что во время рецессии правительству следует соглашаться на затратный бюджет. Советы кейнсианцев пришлись властям по вкусу: они оправдывали растрату средств налогоплательщиков. Правильным выводом из истории 1930-х годов было не увеличение госрасходов, а снижение налогов.

В большинстве случаев между долгами федерального правительства и стоимостью валют не наблюдалось ровно никакой связи. Азиатский кризис может служить убедительным опровержением подобной теории. Многие из затронутых им государств имели на редкость сбалансированный бюджет, в отличие от индустриально развитых стран. В 1996 году в Таиланде и Южной Корее размер государственного долга не достигал 10 % ВВП. Долг Малайзии и Индонезии был больше южнокорейского (42 % и 24 % ВВП соответственно), однако в 1993–1996 годы эти страны создали профицит бюджета. Даже правительство Филиппин, усиленно занимавшее на внешнем рынке, смогло добиться профицита в 1994–1996 годы. Если экономика стремительно расширяется, а бюджет находится в профиците, с обслуживанием госдолга проблем не возникает. Даже если основная сумма займа не погашена, а правительство продолжает работать при небольшом дефиците бюджета, быстрые темпы экономического роста приведут к постепенному сокращению отношения долга к ВВП.

Представление о наличии связи между государственным долгом и стоимостью валюты, по всей видимости, проистекает из вековечного страха, что правительство может решиться на девальвацию денег ради оплаты своих расходов и либо запустит печатный станок, либо — если речь идет о далеком прошлом — понизит содержание драгоценных металлов в монетах. Даже лучшие из правительств (например, американское в 1860-е годы) в случае необходимости подпечатывали деньги, к неудовольствию граждан. Однако в XX веке к печатному станку стали прибегать гораздо реже. Современные долговые рынки позволяют правительствам финансировать затратные программы, даже широкомасштабные войны, под умеренный процент. Использование печатного станка для выплаты долгов давно себя дискредитировало, так что даже самые жалкие и глубоко коррумпированные правительства не хотят о нем слышать (девальвацию в наши дни оправдывают иными способами). Азиатские правительства о таком варианте даже не помышляли, тем более что они не испытывали недостатка в финансах.

Еще одной причиной странной и опасной фиксации на государственном бюджете является повсеместная расточительность и коррумпированность руководства. Дефицит бюджета сам по себе не является злом, если деньги тратятся на программы, которые принесут стране пользу — финансовую или социальную. Проблема возникает тогда, когда правительство занимает деньги, чтобы снова растратить их впустую. Жалобы на дефицит бюджета на самом деле являются жалобами на неоправданные правительственные расходы. Американцы не протестовали, когда дефицит бюджета США во время Второй мировой войны достиг порядка 30 % ВВП: участие Америки в войне не воспринималось как непродуктивное расходование средств.

Бесконечные реформы, навязанные руководству таких государств, как Индонезия, скорее во зло развивающимся странам, чем во благо, несмотря на добрые намерения консультантов. Если экономика шла по пути плохого капитализма, можно посоветовать взять курс на социализм, например, усовершенствовать систему социального обеспечения. Капиталистические реформы, например, либерализация цен, сокращение субсидий, приватизация государственных предприятий и так далее, какими бы