я в девяносто втором двоих со стволами нах… послал. И они пошли.

Гиви думает, что ответить. Потом спрашивает:

– Куда – пошли?

– Это ты их спроси. Хотя нет, их не спросишь, в лесу лежат. И Маленького Квадрата тем годом похоронили. Я к этому скоку вообще никаким боком. Если надо, за меня впряжется профсоюз. Ты знаешь, что это такое. Ничего твоего я не трогал. Ларин сидит, у него и спрашивай, куда он дел.

Гиви цокнул языком.

– У него не спросишь. Он в Лефортово сидит, у ФСБшников.

– А так, заработать хочешь?

Гиви рассмеялся, но уже по-доброму, не зло

– Душа висит на нитке, а думает о прибытке…

– Я в этом деле левый. Как и ты. Я тебе покажу место, где была лёжка Ларика. Всё, что там, – твоё. Я так понимаю, делиться ни с кем не надо будет. Только возьми людей, которым на все сто доверяешь. Родственников лучше.

Вор пристально посмотрел на меня

– Ты на что меня подписываешь? На крысятничество?

– Дело твое, Гиви. Можешь сдать в общак то, что там найдем.

Вор думал. Потом спросил:

– Далеко это?

– Отсюда километра три.

– Чо там? В смысле, ночью там можно?

– Можно. Жилая зона.

Вор еще подумал.

– Телефон свой давай.28 Я тебе отзвоню.

***

На следующий день мне на телефон позвонили.

– Алло.

– Лома мне.

– А кто спрашивает?

– Ты вчера в гостях у нас был.

– Кто спрашивает?

– Брат это его. Понял?

– Да.

– Как к нам ехать, знаешь?

– Да.

– Там с дороги съезд есть. Вот там будь сегодня в девять.

– В девять вечера? Или утра?

Грузин замолчал.

– На войне время по двадцать четыре часа меряют, – нехорошо намекнул я.

– Короче. Ты понял, да?

Пусть думают – где война и где я. В Чечне как раз война закончилась, много, кто работу ищет – из тех, для кого автомат, как для других лопата. Пусть думают немного…

***

Вечером, ровно в девять, я подъехал к означенному месту – там, у старой Газели от холода приплясывал какой-то бородатый типок. Увидев машину, он подбежал, осмотрел, махнул рукой. Из машины выбрался Гиви, одетый как под извоз.

– Куда ехать говори?

– За мной.

– Гогик к тебе в машину сядет. – И для меня, почти шепотом пояснил: – Племянник мой. Только приехал…

Что жадность с людьми-то делает…

***

Приехали туда, где у Ларика была лёжка. Я открыл дверь, просто через забор руку перекинув.

– Заходите.

– Тут чо?

– Тут он прятался какое-то время…

– Гогик, проверь.

Гогик сунулся в машину, вылез с помповиком, пошел в дом.

Гиви достал сигарету, неспешно со вкусом закурил.

– Нехорошо живешь, русский – сказал он.

– В смысле?

– Ты посмотри, дом старый совсем, упадет скоро. Мой дедушка дом был – вот это дом. Каменный, два этажа. Веками стоять будет, ничего не будет. А этот дом. Дедушка в такой дом свинья не стал бы селить, да…

Я сдержался.

– Я тут не живу…

– Живешь, не живешь. Посмотри, все дома такой. В такой дом мужчина жить не должен.

В окно высунулся Гогик.

– Батоно, тут бинты с кровью есть, да.

– В подвале посмотри, – крикнул я.

– Слышал? – крикнул и Гиви.

– Ки, батоно…

– Тебе сколько лет? – спросил Гиви.

– Сколько есть, все мои.

– Молодой ты для вора.

– Я не вор.

– Знаю, – сказал Гиви, – но то что ты не хочешь жить по правильным понятиям, это плохо. Может, годам к сорока и покрестили бы.

Гогик снова вылез.

– Там мешок какой-то. Черный. Бабки похоже!

Еще бы их там не было. Я его туда и положил сегодня…

– Не ори! Ты чо орешь?! Давай сюда!

– Ки, батоно.

Гиви усмехнулся.

– Смотри-ка. Не обманул. Ладно. Живи.

***

До того дня, как я припомнил ему это «Ладно, живи» пройдет семь долгих лет…

29 мая 2021 года. Москва, Россия (Продолжение)

– Кать… проблема в том, что Ларин меня считает кое-в-чем виновным. Понимаешь? У него есть ко мне… претензии

– Потому что ты с мамой… когда он сел?

– Нет. Он думает, что это я его и посадил. Понимаешь?

Она явно не понимает.

– Из-за мамы?

– Да при чем тут мама?! – Я начинаю злиться. – Мама о себе думает слишком много! И так всегда было. Я и Ларин были… бандитами мы были. Когда его посадили, я стал главным. И мы с мамой поженились, а до того она с ним встречалась. Что он должен был думать?

– Понимаю… Можно личный вопрос?

– В разговоре отца с дочерью? Хоть два.

– А вы с мамой когда-нибудь любили друг друга? По-настоящему?

Хороший вопрос.

– Любили? Еще как…

– Тогда почему…

– Ты не дослушала, не перебивай отца. Я очень любил твою маму. Но – когда она была с Лариным. Не знаю почему… но я мечтал о ней. Это, кстати, плохо. Мечтать о женщине своего друга. Это плохо.

– А почему тогда вы… поженились?

– Почему? Ну… Кристине куда было деваться. Они, считай, в гражданском браке жили, а ее мужа посадили. Его же тогда к смертной казни приговорили, за убийство. У нее ничего не было. А я… я ведь Ларину помогал скрываться. А его арестовали. Я себя винил в том, что его задержали.

– Но ты же был не виноват.

– Да, только кто об этом знает. Да и потом… мало ли. Нас могли прослушивать. За мной могли следить. Я не знаю, как так вышло что… Плохой этот разговор.

– Мама никогда мне этого не говорила.

– Мама мне мстила. Она думала, что это я его предал. И мстила. Знаешь, дочь… Если получится так, что… в общем, если ты будешь думать что-то плохое о человеке, тем более о близком – не таи это в себе. Просто спроси, так это или нет. И исходя из ответа – думай, как быть дальше. Но никогда не держи в себе. Поняла?

Надеюсь, что поняла…

***

Обратно из Москвы я возвращался обычным рейсовым самолетом. В самолете кое-кто из знающих расклады на меня косился: чего это Лом летит обычным рейсовым. Но мне было плевать…

В аэропорту я позвонил Мозгу. Попросил приехать, меня встретить.

Пока он едет, я так и тусовался в зоне прилета. Узнав, вышел начальник аэропорта… он знал о том, что на аэропорт есть планы и планы большие. И понимал, что пока я в силе, возможность их реализации мягко говоря, не нулевая…

Какие планы? Ну, Мозга как то заинтересовала одна вещь – как близко у нас от аэропорта проходит ж/д ветка. Изначальная идея была пустить от аэропорта на вокзал