litbaza книги онлайнСовременная прозаВсе проплывающие - Юрий Буйда

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 110 111 112 113 114 115 116 117 118 ... 172
Перейти на страницу:

– А гнездо-то – сохранилось! – радостно заорал он. – Дуй сюда!

– Я не умею! – прокричала Настенька.

Мускус высунулся из кроны, вися вниз головой.

– Давай сюда руки, – приказал он. – И-эх!

И вместе с зажмурившейся Настенькой оказался на толстенной ветке.

– Держись за меня – не пропадешь.

Он подхватил ее на руки, подбросил – она едва успела схватиться за тонкие ветви, подтолкнул – и Настенька кубарем полетела в сплетенное из ивняка и камыша гнездо, где через мгновение оказался и Мускус.

Женщина легла на спину. Сквозь просвет в ветвях она видела твердое, как алмаз, синее небо и зависшего на одном месте ястреба.

– Опять умирать собралась? – сурово спросил Мускус, заметив слезы на ее глазах. – На тебе платье – хоть выжимай.

– Так выжми, – сказала она, не поворачивая к нему лица. – Всю до капли.

Настенька все чаще оставалась ночевать у матери, из чего дошлые соседи сделали вывод: муж, известный психопат и тайный пьяница, стал бить ее вдвое против прежнего.

– Он хоть говорит, за что лупит? – допытывался Мускус. – Из-за бездетности? Или из-за меня?

Настенька лишь качала головой, но ни в чем не признавалась.

– Река поднялась – осень. – Мускус взял Настеньку за руку. – А хочешь – я тебе чудо покажу?

Той же ночью Настенька выскользнула из материного дома, Мускус встретил ее на лодке под старым мостом. Она завернулась в старое пальто и закурила – раньше Мускус за нею такой привычки не замечал.

Они спустились на несколько километров по течению, в полной темноте свернули в какую-то протоку. Мускус выключил мотор и взялся за длинный шест. Лодка шла почти бесшумно. Вокруг из воды торчали какие-то столбы, но Настенька не знала, что это такое.

Редкие облака разошлись, и полная синяя луна осветила затопленный лес.

– Пригнись, – шепотом приказал Мускус. – А то еще ветку башкой заденешь.

– Долго еще? – тоже шепотом спросила Настенька, дрожа больше от возбуждения, чем от холода. – Как красиво…

Лодка причалила к песчаному холму.

Мускус сел рядом с женщиной и закурил.

– Скоро, – сказал он. – Почему ты с ним не разведешься, Настя?

– Не за тебя же мне выходить, – с тихим смехом ответила она. – Не обижайся, Виктор, но мы с тобой слишком уж не подходим друг другу…

Звезды на востоке стали медленно блекнуть, а небо из глубоко синего превращалось в палево-серое. Вскоре над горизонтом прочертилась бледно-розовая полоса. И тихий, невыразительный и вместе с тем невыразимо прекрасный свет стал заливать дальние колки, сизые ивняки и темную воду, и Настенька, сама не понимая – почему, вдруг прижалась к Мускусу и заплакала: так все было хорошо вокруг и так безнадежно – в жизни.

Поднялось солнце.

– Вот тебе и чудо, разве нет? – сказал Мускус. – А я, знаешь, привык своего добиваться.

– Это похвально, – всхлипнула женщина. – А вот мне никто никогда в любви не признавался. Смешно, да? Да у нас в городке и слова-то этого стесняются…

Мускус промолчал.

Дома Мускус извлек из чулана коробку с револьвером, который его отец выкопал на огороде (когда-то в этих местах было жестокое сражение, после войны саперы еще годами разминировали поля и леса, а местные жители под шумок норовили разжиться кто тротилом – рыбу глушить, а кто и оружием – неизвестно для чего). Много лет револьвер бездельно пролежал в коробке, завернутый в промасленную тряпицу, и всякий раз мать, если вдруг вспоминала об оружии, просила Мускуса выбросить наган в помойку либо же сдать в милицию.

Он проверил барабан, ствол и спусковой механизм, зарядил револьвер одним патроном и отправился в гости к Настеньке и ее мужу.

– Ты, скотина безрогая, – с порога начал он, – или ты даешь ей развод, или я тебя дуэлирую. Понял?

Мужчина за столом скривился.

– Развода она не просила и не попросит, а дуэлировать ты меня, рванина, разве что из жопной дырки сможешь.

Мускус вынул из кармана револьвер.

– Не надо, Виктор, – заплакала Настенька. – Мне нельзя волноваться: у меня будет ребенок.

– От меня, – сказал Мускус.

– Неважно! – взвился муж. – Пшел вон, сиволапый!

Мускус нахмурился.

– В барабане один патрон, – сказал он. – Про русскую рулетку слыхал? Предлагаю.

– Миша! – закричала Настенька. – Я все равно никого, кроме ребенка, не люблю. Не делайте этого!

– Пшла вон! – велел муж, и Настенька убежала наверх. – Я первый, потому что это ты мою жену с панталыку сбил.

Они вышли из дому и остановились в тени.

Михаил крутанул барабан и, глядя побелевшими от бешенства глазами на Мускуса, нажал спусковой крючок. Раздался сухой щелчок.

– Не повезло тебе, – съязвил Мускус. – А вот мне всегда везло. И сейчас – тьфу, нечистая сила! – повезет.

Он с улыбкой уткнул ствол в висок – грохнул выстрел. Мускус упал.

– Шума, конечно, не оберешься, но все вышло по-моему! – торопливо проговорил Михаил, взбегая на крыльцо, где поджидала его Настенька. – Хочешь – сходи за дом, убедись: моя взяла.

– Считать не умеешь, – сухо ответила Настенька. – Взяла – моя. Подвинься.

И ушла с чемоданчиком в руках вон со двора.

Она поселилась у матери в крошечной комнатушке под крышей, родила мальчика, которого назвала Виктором.

Принимавший роды врач хлопнул малыша по попе.

– Хорошо кричит! А пахнет! – Доктор аж зажмурился. – Ну чистый мускус! Просто зверский.

А через три или четыре дня Настенька получила телеграмму от Мускуса (нарочно задержанную – по уговору – его дружком, начальником почты), в которой значилось: «Ja tebia lublu». Он постеснялся писать русскими буквами слова, которые в городке никто не произносил вслух.

Голубка

Взгляд девочки заставил фотографа выпростать голову из-под накидки и внимательно посмотреть на десятилетнего ребенка, спокойно сидевшего между отцом и матерью. Она была очень красива – ни в мать, ни в отца. Но никому и в голову не пришло бы заподозрить Валентину Ивановну Голубеву в супружеской измене. Илья Ильич, служивший начальником железнодорожной станции, с извиняющейся улыбкой рассказывал о прабабушке, которая из-за своей нечеловеческой красоты так никогда и не вышла замуж: все, кто в нее влюблялся, гибли на дуэлях, пускали пулю в лоб или умирали от яда. Чтобы избавиться от проклятия красоты, прабабушка плеснула себе в лицо кислотой, но стала от этого еще краше и желаннее. На смертном одре она оказалась наедине со своим непорочным сердцем – чистым, как кубик льда.

1 ... 110 111 112 113 114 115 116 117 118 ... 172
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?