Я удивился.

— Что ты имеешь в виду?

На его лице появилось странное выражение — смесь симпатии и жалости.

— Если бы они были антисемиты, они бы не пытались протащить Фарбера и Рота без твоего согласия. Они-то евреи, а ты — нет.

Я и не подумал об этом. Он был прав. Я порадовался в душе, что он знает о настоящем положении дел.

— Что ты собираешься делать? — спросил он после небольшой паузы.

Я потер рукой лоб, чувствуя усталость после бессонной ночи, которая только теперь стала сказываться.

— Я еще не решил. Не знаю, оставаться ли мне на своем посту или уйти, не дожидаясь, пока они меня выгонят?

— Но ты ведь не хочешь уходить?

Посмотрев на него, я покачал головой.

— Нет, ты не хочешь, — продолжал он задумчиво. — Не думаю, чтобы ты хотел. Мы отдали кино столько лет жизни! Ты и я. Мы отдали ему слишком много, чтобы вот так просто все бросить. Кино стало частью нас, частью наших душ. Ты должен себя чувствовать так же, как чувствовал я, когда был вынужден продать свои акции. До сих пор у меня в душе пустота.

Мы снова замолчали, погрузившись каждый в свои мысли, пока в комнату не вошла Дорис. На ее лице сияла радостная улыбка. Дорис прошла мимо меня, и я почувствовал аромат ее духов.

— Что ты сделал со своей постелью, папа?! — воскликнула она.

Он улыбнулся ей, когда она начала собирать с его постели газеты и складывать их аккуратной стопкой на тумбочке. Она поправила простыни и подушки, ее лицо раскраснелось.

— Вот так, — сказала она, — разве не лучше?

Он кивнул головой и вопросительно посмотрел на нее.

— Мама еще спит?

— Да, — ответила Дорис, садясь на кровать рядом со мной. — Она очень устала. С тех пор, как ты заболел, она толком не могла поспать.

Питер посмотрел на Дорис теплым взглядом, а его голос сразу стал мягким и ласковым.

— Чудесная женщина твоя мать, — сказал он медленно, — ты даже не знаешь, какая она чудесная. Без нее я бы не смог ничего.

Дорис не ответила, но по выражению ее лица я понял, что она тоже гордится матерью.

— Ты уже обедал? — обратилась она ко мне.

— Я поел перед тем, как прийти сюда.

— Ты, наверное, не расслышала меня, — продолжал Питер, — я сказал, что твоя мать великолепная женщина.

Дорис улыбнулась отцу.

— А я и не спорю с тобой, — засмеялась она, — я думаю, что вы оба замечательные люди.

Питер повернулся ко мне.

— Я вот что думаю, — сказал он. — Все дело здесь в деньгах. Возможно, Сантос поможет тебе.

Я удивился.

— Но ведь Эл уже на пенсии, — возразил я. — Да и вообще, как бы он смог помочь? Они держат в руках все бостонские банки.

— Срок выплаты займов подходит сейчас, — сказал он. — А если мне дадут отсрочку, хватит ли у них денег, чтобы выплатить ссуду?

Я с уважением посмотрел на него. Он всегда чем-нибудь удивлял меня. Раньше мне часто казалось, что он чего-то не замечает, и вдруг он высказывал какую-то мысль, которая показывала, насколько глубоко он разбирается в вопросе. То же случилось и сейчас.

— Нет, денег на выплату займа у нас нет, — ответил я с растяжкой, — но какая разница. В прошлом месяце мы стали вести переговоры об отсрочке займа, и Константинов уверил нас, что деньги мы получим без всяких затруднений.

Константинов был президентом «Грейт Бостон Инвестмент Корпорейшн», именно у него Ронсон занял деньги, чтобы купить акции Питера.

— Все равно стоит потолковать с Элом, — настаивал Питер. — Четыре миллиона — это куча денег, и мало ли что может случиться? Почему бы тебе не зайти к нему на всякий случай?

— Ты что-нибудь знаешь? — спросил я. Уж очень он был настойчив.

Он покачал головой.

— Нет, но считаю, что не надо упускать ни малейшей возможности. Попытка — не пытка.

Я взглянул на часы. Начало пятого. Не знаю почему, но меня вдруг охватило чувство уверенности и надежды. Эл в последнее время жил на своем ранчо в трехстах пятидесяти милях от Лос-Анджелеса. Добираться туда часов шесть; даже если выехать сейчас, я приеду туда поздновато. Эл ложится спать не позже восьми.

— Может быть, ты и прав, — внезапно сказал я, посмотрев на Питера. — Но сегодня уже поздно.

— А почему бы тебе не остаться на ночь здесь? — предложила Дорис. — А завтра я тебя отвезу.

Я посмотрел на нее и улыбнулся. Питер ответил за меня.

— Неплохая мысль, — сказал он.

Я громко рассмеялся, наверное, впервые за целый день.

— Ладно, похоже, все дела улажены, — сказал я.

— Конечно, все улажено, — поддакнул Питер. Он повернулся к Дорис с улыбкой на лице. — Liebe kind, — обратился он к ней, — окажи услугу своему старому отцу и принеси нам шахматную доску.

Чувствовал он себя превосходно. До прихода медсестры мы успели сыграть с ним две партии. Потом мы с Дорис пошли ужинать.

1

Джонни взял со стола письмо и посмотрел на него. С гримасой отвращения прочитал. Подписывать такие письма ему не доставляло удовольствия.

Очередное снижение зарплаты. На этот раз на десять процентов для всех служащих компании. Третье снижение зарплаты, начиная с тридцать второго года. Джонни настойчиво нажал на кнопку звонка, вызывая Джейн в свой кабинет.

Она остановилась перед его столом с мрачным выражением лица.

— Отправь это в пятницу, — сказал он ей, подавая подписанный документ.

Она молча взяла его и вышла из комнаты. Повернувшись на кресле, он уставился в окно.

Сокращение зарплаты — это не выход. В пятницу утром каждый служащий обнаружит на своем столе уведомление о снижении зарплаты. Лица у них вытянутся, еще один повод для беспокойства. Они тихо будут обсуждать это между собой или вовсе промолчат. Каждый будет думать, как ему теперь сводить концы с концами, но вряд ли кто осмелится жаловаться, рабочих мест и так не хватает. Встречаясь с ним в коридоре, они будут осуждающе смотреть на него. Они будут осуждать за это его и Питера. И возможно, будут правы.

Откуда им знать, что он и Питер уже более трех лет не получали зарплаты от компании. Откуда им знать, что Питер выложил из своего кармана в казну компании почти три миллиона долларов, чтобы спасти ее от банкротства, — это было все, что у него было на счету в банке.

И все же, несмотря на факты, они, наверное, будут правы. Ведь и он, и Питер пошли на это не из альтруистических побуждений, они прежде всего старались спасти свое дело. Многие другие кинокомпании уже объявили себя банкротами, но Питер поклялся, что никогда этого не сделает.