Забавно.

Все-таки я ему чуть-чуть не доверяю…

И он мне – тоже…

– Готово, – сказал Котя, отступая. Надпись бледным огнем полыхала в воздухе.

Я шагнул вперед и подумал, что, если Котя желает меня уничтожить, у него есть прекрасная возможность. Выйду я сейчас внутри доменной печи, на дне озера Байкал или в глубине Уральских гор – и все, привет котенку…

В последний момент я догадался открыть рот и вдохнуть – будто в стремительно взлетающем самолете. Если вокруг будет вода или кипящий металл, это все равно ничего не изменит…

Котю я зря подозревал в коварстве.

Я глубоко вдохнул свежий московский воздух, закашлялся и подумал, что вода была бы немногим хуже. Как мы этим дышим? Всю жизнь?

Еще начали слезиться глаза, но не от воздуха – прямо в лицо бил яркий свет от фонаря у ворот. Вокруг было еще темно – ну конечно, в Москве-то время отстает часа на три-четыре, наверное. Раннее утро, поздняя осень…

Падал снежок, крошечный, будто манка. Было даже не холодно – зябко. Я стоял у решетчатых ворот с табличкой «Родильный дом номер 9». В маленькой будочке охранника теплился свет, в паре шагов приплясывал перед решеткой молодой мужчина, одетый так же не по погоде, как и я.

Обернувшись и посмотрев на меня, мужчина не проявил ни малейшего удивления. Дружелюбно спросил:

– Жена?

Я посмотрел на вывеску и невпопад промямлил:

– Муж. Ну, в смысле, я – муж. А там… ага, жена.

Пожалуй, мужчина сейчас готов был слушать любой бред.

– Первый?

– Угу, – наугад сказал я.

– А у меня второй. Или вторая. – Он хихикнул. – Врачам веры нет, мы уже дочку ждали… Замерз?

Неопределенно пожав плечами, я получил в руки металлическую фляжку со свинченной крышкой.

– Глотни.

Все в той же ошалелой послушности я глотнул.

Коньяк тяжело и жарко прокатился по горлу. Блин, ну не с утра же!

– Куришь?

– Угу…

– Держи.

Сигарету из пачки крепкого лицензионного «Мальборо» я взял уже сознательно. Надо было чем-то отбить гадкий вкус во рту. Никогда не пил коньяк по утрам – и правильно делал!

– Дочка – хорошо, два сына – тоже здорово, – рассуждал мужчина. – Эх, я бы пошел на роды, вот честное слово, не боюсь! Жена не захотела. Вдруг, говорит, ты после этого меня разлюбишь, бывали такие случаи… она у меня умная, о родах заранее все прочитала…

Он глотнул коньяка и непоследовательно добавил:

– Все бабы – дуры! Ну и чего бы я ее разлюбил…

Несколько раз затянувшись, я украдкой огляделся. Так…

мне идти вдоль ограды роддома…

– Удачи вам, – сказал я. – Пойду, наверное. Мне это… сказали, что пока рано. После обеда сказали приходить.

– Да и мне тоже, – признался мужчина. – Но я уж постою покурю. Загляну потом, узнаю, что и как. Вдруг ошиблись? А? Врачам – им никакой веры нет…

Пожав на прощание протянутую мне руку, я пошел вдоль забора, оставив словоохотливого папашу дожидаться вестей от ненадежных врачей.

Как ни странно, но эта встреча меня развеселила. Я шел и улыбался.

Люди и знать не знали ни о каких функционалах. Жили и радовались. Работали и рожали детей, ездили в отпуск и копили на новый автомобиль, жарили на даче шашлыки и играли с друзьями в преферанс. Функционалы для них были такой же ерундой, как Человек-Паук или трансформеры. И вовсе не факт, что они променяли бы свою жизнь на наши чудеса…

Хотя нет. Променяли бы. Есть такой замечательный приз – очень, очень долгая жизнь. И вот этот приз все перевешивает.

Вот если бы и одно, и другое. И способности, и свободу…

Но собственно говоря, этим мы с Котей и заняты. Ведь верно?

Задумавшись, я докурил сигарету и выбросил ее в лужу за неимением в поле зрения урны. Интересно, ну почему человек уж если решил намусорить, то все-таки отправит свой окурок или смятый пакетик из-под чипсов куда-нибудь в кучу к уже имеющейся грязи? В крайнем случае – в ямку или в лужу, на обочину или в канаву. А тот, кто все же мусорит посреди дороги или тротуара, вызывает общее возмущение.

Наверное, в глубине души все, даже самые неряхи, понимают, что мусорить – нехорошо!

– И где же тут башня? – пробормотал я, озираясь в свете редких фонарей.

Жилой дом, трансформаторная подстанция, еще дом…

Ой!

Это был не дом.

Узенькое трехэтажное здание – один подъезд, по три окна на каждом этаже – было вовсе не жилым домом.

Это был еще один вариант башни таможенника!

Конечно, после домика Василисы в Харькове можно было и не удивляться. Это скорее мое обиталище выглядело необычно стильно даже со стороны Москвы, настоящей башней – пусть и водонапорной.

Но у Василисы в домике чувствовался запах иного мира. Ощущалась функция. Да и ее кузнечное увлечение было налицо.

А здесь – дом как дом.

Только довольно запущенный, как говорится, «пролетарский» дом.

На окнах грязноватые занавески и горшки с чахлыми цветочками. На крыше какая-то кривая антенна.

Дверь подъезда – деревянная, старая, обитая железом, крашеная недавно, но дрянной коричневой краской, уже пошедшей лохмотьями, из-под которой проступает старая синяя краска. Кодовый замок – дешевый, механический. Дверь, впрочем, все равно приоткрыта.

И изнутри доносится чей-то скрипучий и скандальный голос:

– Между прочим, это уже второй случай за год. Я сидел без интернета три часа! А вы еще отказывались ехать!

– Ну зачем вам интернет посреди но… – начал и тут же заткнулся чей-то усталый голос.

Я осторожно вошел в подъезд.

Воняло кошками. Вряд ли они тут реально жили, это была всего лишь имитация, мимикрия. По выщербленным ступенькам я поднялся на площадку первого этажа. Здесь была всего одна дверь – тоже полуоткрытая. Сквозь прохудившийся дерматин торчали клоки синтепона. Номер «1» болтался на одном шурупе. Изнутри шел свет.

Я заглянул внутрь – и тихонько вошел.

Комната начиналась сразу, без всякой прихожей. Очень большая, захламленная, но при этом удивительно чистая. Выглядела комната как воплощенный рай свихнувшегося на компьютерах тинейджера.

В одном углу большая и не застеленная кровать. Подушки не мешало бы взбить, а одеяло – расправить… похоже, на кровать падали и тут же засыпали мертвым сном.

В другом углу – какая-то навороченная плита. Неиспользуемая. На сверкающей стеклокерамике стояла простенькая микроволновка с открытой дверкой. Прямо на стеклянном поддоне микроволновки лежала четвертинка пиццы.