В дверях хижины Питера Марлоу стоял какой-то майор. Его мундир был сплошь покрыт медалями. Он выглядел очень молодым. Он рассматривал хижину, в которой какие-то непотребные личности лежали на койках, переодевались или готовились принять душ. Глаза его остановились на Питере Марлоу.

— Что, черт вас подери, вы пялитесь? — заорал Питер Марлоу.

— Не смейте со мной так говорить! Я майор и…

— Да пусть хоть сам Христос, мне плевать. Убирайтесь отсюда! Убирайтесь!

— Смирно! Я предам вас военно-полевому суду! — огрызнулся майор, глаза его выкатились из орбит, пот тек градом. — Вам должно быть стыдно разгуливать в юбке…

— Это саронг!

— Это юбка, и вы ходите в ней полуголый! Вы, военнопленные, считаете, что вам все может сойти с рук. Слава Богу, не все. Теперь вас научат, как надо уважать…

Питер Марлоу выхватил свой штык с приделанной к нему рукояткой, бросился к двери и сунул нож к лицу майора.

— Убирайся отсюда, или, Богом клянусь, я перережу твою вонючую глотку!..

Майор испарился.

— Полегче, Питер, — пробормотал Фил. — Ты на всех нас навлечешь беду.

— Почему они пялятся на нас? Почему? Почему, черт возьми? — орал Питер Марлоу. Ответа не было.

В хижину вошел врач с нарукавной повязкой Красного Креста, он торопился, хотя притворялся, что не торопится, и улыбнулся Питеру Марлоу.

— Не обращайте на него внимания, — сказал врач, показывая на майора, который шел по лагерю.

— Почему, черт побери, все вы пялитесь на нас?

— Закурите и успокойтесь.

Доктор казался милым и спокойным человеком, но он был приезжим, и доверять ему было нельзя.

— «Закурите и успокойтесь». Все вы, ублюдки, говорите одно и то же, — бушевал Питер Марлоу. — Я спросил, почему вы все пялитесь на нас?

Доктор закурил и сел на одну из кроватей, сразу же пожалев об этом. Он знал, что все кровати кишат заразой. Но он хотел помочь.

— Я попытаюсь объяснить, — спокойно сказал он. — Вы все прошли через непереносимое и вынесли невыносимое. Вы — ходячие скелеты. На ваших лицах живы только глаза, а в глазах выражение… — Он запнулся на мгновение, пытаясь подобрать слово, потому что он знал, им нужна помощь, забота и ласка. — Я даже не знаю, как описать это. Это скрытность… Нет, это не то слово, и это не страх. Но у всех одинаковое выражение глаз. И вы все живы, когда по всем законам должны были умереть. Мы не знаем сейчас, почему вы не мертвы или почему вы выжили, я имею в виду каждого, кто находится здесь, не только вас. Мы смотрим потому, что от вас невозможно отвести глаз.

— Я полагаю, как на клоунов в какой-нибудь чертовой интермедии?

— Да, — спокойно ответил доктор. — Можно и так сказать, но…

— Клянусь Богом, я убью следующего мерзавца, который посмотрит на меня, как на обезьяну.

— Держите, — сказал доктор, пытаясь облегчить его страдания. — Вот таблетки. Они помогут вам успокоиться…

Питер Марлоу выбил таблетки из рук врача и заорал:

— Мне не нужны ваши чертовы таблетки! Я просто хочу, чтобы меня оставили одного! — И вылетел из хижины.

В хижине американцев никого не было.

Питер Марлоу лег на койку Кинга и заплакал.

— Пока, Питер, — сказал Ларкин.

— Пока, полковник.

— Пока, Мак.

— Всего хорошего, приятель.

— Пишите.

Ларкин пожал им руки, потом пошел к воротам Чанги. Там по машинам рассаживались австралийцы. Их отвозили на корабли. Домой.

— Когда вы уезжаете, Питер? — спросил Мак, когда Ларкин ушел.

— Завтра. А вы?

— Я уезжаю сейчас, но собираюсь задержаться в Сингапуре. Нет смысла садиться на корабль, пока не решу, куда ехать.

— Новостей по-прежнему нет?

— Нет. Они могут быть где угодно, Индокитай большой. Но, если бы она и Энгус были мертвы, думаю, я бы знал. В душе. — Мак поднял свой рюкзак и непроизвольно проверил — на месте ли последняя банка с сардинами. — Я слышал, как будто бы в одном из лагерей в Сингапуре есть женщины, которые были на «Шроншире». Возможно, кто-нибудь из них что-нибудь знает или даст мне ключ к разгадке. Если бы я смог их найти! — Он выглядел постаревшим, с морщинистым лицом. Но держался молодцом. Мак протянул руку. — Salamat!

— Salamat!

— Puki'mahlu!

— Senderes, — ответил Питер Марлоу, чувствуя, как по щекам текут слезы, но не стыдился их. Как не стыдился своих слез Мак.

— Вы всегда можете написать мне до востребования в банк Сингапура, приятель.

— Напишу. Удачи, Мак.

— Salamat!

Питер Марлоу стоял на улице, которая делила лагерь на две части, и смотрел, как Мак поднимается на холм. На вершине холма остановился, обернулся и помахал рукой. Питер Марлоу помахал в ответ, а потом Мак затерялся в толпе.

И теперь Питер Марлоу остался совершенно один.

Последний восход в Чанги. Умер последний человек. Некоторые из офицеров из хижины номер шестнадцать уже уехали. Самые больные.

Питер Марлоу лежал под противомоскитной сеткой в полусне. Люди вокруг него просыпались, вставали, выходили облегчиться. Барстерс стоял на голове, занимаясь гимнастикой йогов. Фил Минт одной рукой ковырял в носу, а другой калечил мух, уже началась игра в бридж. Майнер играл гаммы на деревянной клавиатуре, а Томас бранился, что завтрак запаздывал.

— О чем ты думаешь, Питер? — спросил Мак.

Питер Марлоу открыл глаза и внимательно посмотрел на него.

— Ты выглядишь по-другому, вот что я скажу.

Мак потер верхнюю выбритую губу тыльной стороной руки.

— Я чувствую себя голым. — Он посмотрел на свое отражение в зеркале. Потом пожал плечами. — Ну, нет их, и все тут.

— Эй, жратву принесли, — крикнул Спенс.

— Что там на завтрак?

— Овсянка, тост, мармелад, яичница, бекон, чай.

Некоторые жаловались на скудность порций, другие считали их огромными.

Питер Марлоу взял только яичницу и чай. Он перемешал яйца с рисом, который сберег со вчерашнего дня, и съел его с большим удовольствием.

Он оторвался от еды, когда в хижину суетливо вошел Дринкуотер.

— А, Дринкуотер! — остановил он его. — Можно вас на минутку?

— Ну, конечно, — Дринкуотер был поражен неожиданной приветливостью Питера Марлоу. Бледно-голубые глаза изучали пол хижины. Он боялся, что его ненависть к Питеру Марлоу выплеснется наружу. «Держись, Тео, — твердил он себе. — Ты сдерживался месяцами. Не позволяй, чтобы сейчас это вырвалось наружу. Еще несколько часов, и ты сможешь забыть его и всех остальных. Лилс и Блоджер не имели права искушать тебя. Совсем никакого права. Ну, они получили то, что заслужили».