Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А утром — скрылся.
На обратном пути он проезжал Сердалис. Там шейх оазиса поведал ему, как дервиш Бубу осуществлял освобождение духа из заточения в суфийской экстатической пляске зикр, в которой состязались одержимые на ножах, а мюриды — ученики и последователи обменивались ударами в сердце — якобы высвободить его из плена. В том кругу Бубу оказался единственным победителем. Шейх рассказал, что тот умудрился будто бы одним ударом извергнуть сердце из груди, не пролив из него ни единой капли крови — и показать все так, что все одержимые убедились в этом воочию при свете костра!
Шейх отвел гостя в молельный уголок аль-Кадирийя. На фасаде домика Адда увидел знамя, символ общины кадиритов, оно было перевернуто, и он не понял, то ли это было в знак скорби по мюриду Бубу, то ли по еще большей потере братства…
Глава общины вышел приветствовать их на широкую площадь, осененную листвой трех пальм с очищенными стволами и длинными красивыми ветвями. Он предложил обоим присесть в тени, а один из мюридов-послушников принес очаг и посуду для чая. Шейх общины долго занимал их речами о торговле, голодухе, южном ветре, вероломстве племени шакалов, божией любви, обычаях магов, изгнании и… об Аллахе! Однако, до рассказа о ходе побоища он так и не дошел, стараясь обойти тему смерти. Когда Адда уже надумал откланяться, шейх этой общины извинился и попросил гостя остаться с ним наедине. Вечный властолюбивый палач небес к тому времени повернул свой ход долу, его адский диск в наметившейся агонии устремился к своему извечному убежищу за горизонт.
Шейх общины сказал:
— Не добьется искры огня и не одолеет пути непременного тот, кто не стерпел угля в лоне своем.
— Не понимаю, — произнес Адда после некоторого молчания.
Шейх общины продолжил речь так, будто именно подобного ответа он и ожидал от собеседника на свою таинственную головоломку:
— Я в своей речи не использую двусмысленностей дервишей и их секретов. Поверь мне. Я хотел сказать, что ты стойко претерпел испытание свое и Аллах вернул тебе племя.
— Да, вернул… Пух и прах, вдов и сирот…
— На господа уповаю! Во всякой беде мудрость есть. В ущербе — прибыль, а в презренном — благо и радость.
— Однако… Подожди. Я вижу, ты не разделяешь мнение твоего верховного шейха, несмотря на то, что шейх местной общины кадиритов.
Шейх улыбнулся прежде чем ответить:
— В каждом братстве — две противоположности. Жизнь нас всех обучила видеть, ничто в мире не существует без своей противоположности. Аллах наделил жизнь законом противоречий, мужским и женским полом. И наше братство также благосклонностью пользуется, поскольку есть в нем грани.
— Правду сказать, я пренебрег аль-Кадирийей, когда повидал верховного шейха, который вызвался нас на праведный путь свободы вывести и обещал нам, что вернет нас к истокам веры и вдруг — обратился к мирской власти, словно султаны османского племени. В чем же разврат, о господи, — в людях или в учении?
И в том, и в другом. В душе, и в месте. И расхождение мое с верховным шейхом не в понятиях его, а в душе его, подвластной злу. Знай, о шейх Адда, что правитель и благоустроитель не встречаются в одном сердце. Потому что весь власти тяжелее и сильнее. Перед истинным добродеятелем путь один — пещера. Пустыня. Уединение. И если поддастся он искусу однажды, и покинет свою пустыню, выйдя к людям, то впадет в заблуждение, потому что шайтан перехватит инициативу и поведет дело.
— Ты хочешь сказать, что иблис стоял за спиной и вел шейха братства?
— А кто ж иной?
У Адды вырвался горький смешок, он пробормотал в изумлении:
— Клянусь, ты более неумеренный, чем я было подумал. Ты ударяешься в крайности больше, чем я.
— Ты скромничаешь, шейх Адда. Тайна твоей силы в этой скромности. Ты знаешь, что не был слишком невоздержан, когда бы то ни было. И если бы Аллах лишил тебя таланта умеренности, словил бы ты ветер, как хватают его все впадающие в крайность, не взрастил бы ты ни зернышка благородства, ни славы, какими ты пользуешься сегодня даже у малых девиц по всей Сахаре. Но все же, оставим это. Я пригласил тебя по другому поводу.
Оба замолчали. Вождь был в ожидании. Они обменялись быстрыми взглядами. Шейх общины начал разговор:
— Чего ты возгордился и скрываешь свое любопытство? Ты не спросил меня, как освободился истинный кадирит от тюрьмы плоти, земли и людей.
— Бубу?
— Да. Истинный кадирит.
— Ты говоришь о нем: истинный, а он больше других правоверных почитает верховного шейха.
— Но он и есть истинный именно по этой причине. Истинный означает здесь: невинный, чистый, дитя. Поэтому он слепо поверил верховному шейху. А когда открылось, что иблис ведет все поступки и деяния шейха, он углубился так далеко и обнаружил, что благословение невозможно. Ты знаешь, почему? Потому что он совершил грех, который не мог себе простить.
Шейх общины перестал двигаться, блеклым взглядом он следил за Аддой — глаза его побелели по причине аскетизма и долгого уединения.
— Грех он совершил в отношении тебя! — неожиданно горячо воскликнул он.
Вождь опустил голову. Покрывало опустилось на вершины гор, и в полумрак оделась равнина.
Шейх общины сказал:
— Он не простил себе, что воспрепятствовал тебе отправиться в Центральную Сахару и вернуться к родному племени — в течение нескольких лет. Однако он признался мне, что воспрепятствовал твоему возвращению на волю. А для того, чтобы исправить подобную ошибку, в мире средства нет.
— Он преувеличил. Аллах Всемилостивый, преувеличил. Поверь мне.
— Он нацелил удар в сердце не в твою честь, а потому что хотел покинуть тело, отягченное грехом. Он поведал мне, как поднял над твоей головой меч, чтобы не дать тебе пересечь голубые горы. А потом… Он прочел знамение в трюфеле.
— В трюфеле?!
— Он сказал, что наткнулся на гриб через несколько дней после трагедии с шейхом верховным. И увидел, что в нем знак божий уйти.
— О Аллах Всемилостивый!
— Он мне также сообщил о твоем представлении о свободе. Сказал, что вы будто бы сошлись на том, что она возможна лишь в огне геенны.
— Геенны?
— Я имею в виду: в пустыне. Что такое Сахара, как не геенна огненная? Может ли Сахара дать приют аскетам и превратиться в оазис уединения, если станет зеленым садом? Тогда она станет райским садом для черни и прибежищем магов.
Вождь в знак согласия покачал головой и принялся внимать тишине.
«Замесил Господь тело человека из глины и поднялся в небо спослать ему душу для оживления его, оставив позади его собаку охранять тело в пору своего отсутствия. В это время явился Иблис и вдул в собаку холодный ветер, усыпив ее. Прикрыл он ее шкурой из меха, чтобы не смогла проснуться рано, а потом плюнул на тело человека и осыпал его нечистотами до такой степени, что пришел бог в отчаяние от невозможности очистить плоть от сатанинской гнили. Исходя из этого решил бог вывернуть кожу человека наружу и что было снаружи укрылось внутри. Именно это и есть причина гнилости плоти человеческой».