В такой ситуации Керенский принял решение самому отправиться навстречу отряду. Он рассчитывал, что в случае необходимости его авторитет и умение говорить с толпой помогут пресечь колебания фронтовиков. Обязанности главы правительства в свое отсутствие Керенский возложил на Коновалова.

Около десяти часов утра министр юстиции Малянтович прибыл по вызову премьера в штаб округа. Здесь ему бросилось в глаза полное отсутствие охраны — приди и арестовывай, кого угодно, и никто тебе не помешает. Обойдя едва ли не все комнаты, Малянтович наконец нашел Керенского в кабинете генерала Багратуни. Здесь же были Коновалов, Кишкин, адъютанты Керенского, еще какие-то незнакомые люди. "Керенский был в широком сером драповом пальто английского покроя и в серой шапке, которую он всегда носил, — что-то среднее между фуражкой и спортивной шапочкой. Лицо человека, не спавшего много ночей, бледное, страшно измученное и постаревшее. Смотрел прямо перед собой, ни на кого не глядя, с прищуренными веками, помутневшими глазами, затаившими страдание и сдержанную тревогу".[401]

— В чем дело? — вполголоса спросил Малянтович у Коновалова.

— Плохо! — так же шепотом ответил тот.

— Куда он едет?

— Навстречу войскам, которые идут в Петроград в помощь Временному правительству. В Лугу. На автомобиле. Чтобы перехватить их до вступления в Петроград и выяснить им положение, прежде чем они придут сюда — к большевикам.

— Навстречу войскам, идущим сюда на помощь Временному правительству? А в Петрограде, значит, нет войск, готовых защитить Временное правительство?

— Ничего не знаю. — Коновалов развел руками и повторил: — Плохо!

Однако и уехать Керенскому оказалось непросто. У дверей штаба округа стояло полтора десятка автомобилей, но когда дошло до дела, выяснилось, что все они по разным причинам неисправны. Среди всех чинов управления автомобильной частью штаба округа в эти утренние часы на месте оказался только адъютант начальника прапорщик Б. И. Книрша. Генерал Багратуни вызвал его к себе в кабинет и потребовал немедленно добыть два автомобиля.

Книрша и приданный ему в помощь адъютант генерал-квартирмейстера прапорщик Соболев решили попросить машину в итальянском посольстве, располагавшемся поблизости — на Морской. Однако посол сказал, что машин в его распоряжении нет. Тогда Книрша позвонил из посольства своему знакомому — присяжному поверенному Эристову, жившему на той же улице. По дороге у американского посольства Книрша увидел стоящие автомобили. Соболев остался около них и стал расспрашивать шофера, а Книрша поднялся к Эристову.

Эристов сказал, что его машина маломощная, но он даст автомобиль, если таковой есть у него на службе. Книрша и Эристов выехали из дома, но по дороге остановились у американского посольства. Они спросили Соболева, и их провели в приемную, где находились секретарь посольства Уайтхауз и некий поручик в русской форме, оказавшийся его шурином бароном Рамзай. Книрша заявил, что от имени Керенского он просит на время посольскую машину. Американцы согласились дать автомобиль только при условии, что просьбу подтвердит сам Керенский.

Все вместе они подъехали к зданию штаба, после чего американцы поднялись наверх, а Книрша остался ждать в автомобиле. Через полчаса к Книрше вышел один из адъютантов Керенского и приказал следовать за машиной, которая сейчас выедет из ворот. Наконец на площади появился личный автомобиль премьер-министра — роскошный "пирс-эрроу", который в последний момент удалось обнаружить в гараже штаба. В нем сидели Керенский, помощник начальника штаба округа поручик Козьмин и два адъютанта премьера. Машина поехала вперед, а за ней двинулся "рено" американского посольства, пассажирами которого были Книрша и адъютант Козьмина прапорщик Брезе. К ветровому стеклу "рено" был прикреплен американский флажок. По дороге он отвязался, и Книрша спрятал его в карман.

Выехали на Мариинскую площадь, потом по Вознесенскому и Забалканскому проспекту за пределы города. Ехали очень быстро и уже в половине первого были в Гатчине, где автомобили заправились бензином, после чего Керенский отправился дальше в Лугу. Здесь нам необходимо взять паузу. О том, что произошло с Керенским дальше, мы еще успеем рассказать, а пока нам следует вернуться в Петроград, где доживало свои последние часы Временное правительство.

Самой удивительной во всей это истории была та будничная обстановка, в которой произошло свержение Временного правительства. Никакой патетики, никаких героических речей и безумных подвигов. Даже день недели был самый будничный — среда. Один из современников так рисует жизнь Петрограда 25 октября 1917 года: "На улицах все обыкновенно: привычная глазу толпа на Невском; те же спешащие на службу чиновники и "барышни", та же деловая или фланирующая публика; по-всегдашнему ходят переполненные трамвайные вагоны, торгуют магазины, переругиваются между собой извозчики, давят прохожих ломовики, где-то перезванивают колокола, и нигде не обнаруживается пока никакого скопления войск или вообще вооруженных отрядов, нигде в свежем морозном воздухе еще не пахнет порохом".[402]

Только в непосредственной близости к Зимнему можно было почувствовать, что назревает что-то необычное. По Дворцовой площади без какой-то видимой логики передвигались небольшие группы юнкеров. Другие юнкера, свободные от службы, располагались тут же и наслаждались отдыхом. По их поведению никак нельзя было сказать, что близится последний и решительный бой. "Они сидят у ворот и дверей дворца, галдят, хохочут, бегают по тротуару наперегонки".[403] Караулы охраняли только подступы к площади со стороны Адмиралтейства и Миллионной улицы, но и то не слишком строго, так что пройти мог любой желающий.

К полудню в Зимний дворец съехались министры. Налицо были все, за исключением министра продовольствия Проко-повича. Как оказалось позже, он был арестован красногвардейским патрулем и доставлен в Смольный. Через несколько часов Прокоповича освободили, но к этому времени Зимний дворец был уже взят в блокаду. В Малахитовом зале, с окнами на серую Неву, открылось заседание кабинета. Председательствовал Коновалов, который коротко сообщил об отъезде Керенского на фронт.

Говоря о силах, находящихся в распоряжении правительства, Коновалов особо обратил внимание на то, что командующий округом Полковников впал в панику и фактически самоустранился от происходящего. Кто-то из министров (кажется, Малянтович) предложил немедленно выбрать уполномоченного по наведению порядка в городе и передать ему право распоряжаться всеми военными и гражданскими учреждениями. На этот пост была предложена кандидатура Кишкина, за которого подали голоса все присутствующие. В товарищи к нему были назначены П. А. Пальчинский и П. М. Рутенберг. Как мы помним, назначение Пальчинского еще тремя неделями ранее предлагал Керенский. Его новый коллега, Рутенберг, тоже был фигурой по-своему замечательной. Эсер с давним стажем, он в свое время прославился как организатор убийства Георгия Гапона. Сейчас Рутенберг занимал должность помощника командующего округом по гражданской части.