— Будьте добры, расскажите мне о… — перебила его Анна.

Он опять ударил ладонью по столу.

— Не перебивайте меня, черт побери! Я же объясняю вам, каков был мотив, дура вы этакая! Хотите его понять, так слушайте. Слушайте, что она со мной вытворяла! Тогда вам станет ясно, тогда хоть кому-нибудь станет ясно, почему я ее убил.

— У нас здесь есть отчет социальных работников, которые посетили…

— Херня! Они меня не интересуют. Кучка дармоедов. И я пошел в школу с синяками на ногах. Но на вид они были самые обычные, как бывают у ребят, упавших со ступенек. Сломанные ребра, сломанные руки — в детстве это не редкость, когда ты «играешь на улице с хулиганистыми мальчишками». И мне ничем не помогли! Только ухудшили мою жизнь. После их ухода она стала бить меня чуть ли не каждый день. Я спал в запертом шкафу, на грязном, пропахшем мочой матрасе, и она не выпускала меня оттуда целыми сутками. Вот так она меня учила.

Он закрыл глаза.

— Там была трещина в деревянных створках, и я всматривался в нее, чтобы увидеть свет. Шкаф стоял в ванной, напротив туалета. И я от нечего делать наблюдал, как шлюхи подмывали свои влагалища и брили подмышки. Они пользовались резиновым душем — мыли свои вонючие прелести и свои задницы, заполненные спермой. А потом стирали грязное нижнее белье и вывешивали мокрые колготки и пропотевшие лифчики на веревку над ванной. Я следил, как накачивались они наркотиками, нюхали их и чихали. Видел, как так называемые дружки трахали их у стенки, все эти сутенеры и клиенты, здоровенные черные ублюдки с блестящими задницами. Они получали свое и сматывались. Знаете, ни один из них — ни один — даже не подумал отпереть шкаф и выпустить меня.

— Но другие женщины…

Он в третий раз ударил по столу ребром ладони.

— Ну, сколько мне еще нужно повторять, Анна? Она не отпускала меня, потому что, когда мне исполнилось семь лет, начала зарабатывать с моей помощью. Вы хоть представляете себе, как торговала она мной, своим собственным сыном?

Анна вдоволь наслушалась его рассказов о разврате и страшных сексуальных играх, и у нее закружилась голова. Он описывал, как его заставляли заниматься сексом с мужчинами, фотографировали его сосущим их пенисы. Дэниэлс смущался, когда женщины собирались и щупали его маленький стручок, пытаясь его сексуально возбудить. Он замирал от ужаса, ожидая, какой новый грязный трюк придумает его мать, чтобы получить хорошие деньги за привилегию пустить по рукам своего сына. Когда он отказывался участвовать в этих шабашах, она его била и запирала в шкаф.

Однажды его спас школьный учитель, явившийся после футбольного матча проверить, как работает душ у мальчиков из команды. Он увидел его синяки, отметины на запястьях и сразу догадался об их происхождении. Энтони связывали руки, чтобы он не сопротивлялся анальному сексу. Учитель доложил об этих истязаниях.

Дэниэлс закрыл глаза, описав, что́ он почувствовал, когда его забрали из дома, и как через некоторое время он смог оправиться от всех унижений. Однако Лилиан Даффи сумела убедить сотрудников социальной службы, что сможет позаботиться о сыне. И его вернули домой. Он пошутил, сказав, что, возможно, унаследовал свой артистический талант от матери.

— Ей бы стоило дать премию «Оскара» за вдохновенную игру в материнскую любовь. Сколько же денег она на мне заработала! Ну, вот, я снова оказался дома, то есть в этом аду.

Затем он рассказал, как его увезли от приемных родителей — «единственной нормальной семьи, которую он знал» и как он кричал при расставании. Но о приютах отозвался с холодным гневом. Уверенность в себе пришла к нему позднее, в подростковом возрасте. Тогда он понял, что с его свидетельствами станут считаться в полиции и он сможет обвинить свою мать. В ту пору он и собрался с классом в путешествие, для которого требовалась метрика. А мать снова обидела его, заявив, что отцом Энтони мог быть любой из сотни ее дружков. Он с отчаянием в голосе вспомнил, как искал тогда свою мать, и пришел в ярость, обнаружив ее на дорожке с одним из клиентов.

— Она меня даже не узнала. Шлюха совсем выжила из ума. — Дэниэлс расхохотался. — Ну, в общем, клиент от нас убежал, а я схватил ее за горло и с силой ударил о стену. Я изнасиловал ее, разодрал ее одежду. Да и ее чуть не разорвал на части.

В досье, лежавшем перед Анной, были собраны все свидетельские показания по этому делу. Их взяли у бывшего сыщика Сауфвуда, у Макдоуэлла и у полицейского из Манчестера. И все они по-разному излагали одно и то же событие — нападение на Лилиан Даффи. Как будто видели его под разными углами зрения и в разной перспективе. Еще одно показание — заявление самой Лилиан Даффи — сгорело во время пожара в отделении полиции, но лишь теперь они смогли выслушать точный и злобный отчет ее сына.

Дэниэлс посмотрел на свои руки и потер ногти.

— Вонючая шлюха обвинила меня. Тогда я отправился в гнусную дыру, где все они жили, и запер ее в шкаф. Хотел посмотреть, как ей это понравится. И продержал ее там всю ночь, пока она не пообещала мне забрать свое заявление. Вскоре я ее выпустил, но старая ведьма явилась в полицию и снова обвинила меня А я снова избил ее.

Дэниэлс описал, как на следующий день она отказалась от обвинения. Он взволнованно взмахнул рукой.

— Тогда она меня испугалась. Пришло время расплаты. И я начал планировать ее убийство.

Выражение его лица оживилось, когда он негромко продолжил:

— Понимаете, я позаимствовал машину у одного друга. Старый «Ровер». И подождал. Следил, как расхаживала она по своему пятачку. Останавливала клиентов. Наклонялась и «ныряла». — Он изобразил, как она пригибалась к окошку машины. — Ну, совсем безмозглая. Даже ходить прямо не могла. — А затем заговорил с иностранным акцентом: — Хэлло, дорогуша. Ты на работе, девочка? Хочешь прокатиться со мной?

Дэниэлс откинулся на спинку стула.

— Она села ко мне, даже не посмотрев! Но узнала мой голос и спросила: «Энтони, во что это ты со мной сейчас играешь?» А я ответил: «Я тебя однажды трахнул, и мне это понравилось. Вот я и хочу повторить. Да еще сниму на пленку». «Ах ты, дрянной мальчишка», — засмеялась она и начала расстегивать блузку. Я ей возразил: «Нет, ты должна лечь и сделать все как надо. Не у стены и не на темной, узкой дорожке. Представь себе, что я настоящий мужчина и хочу заняться с тобой любовью». Показал ей толстую пачку денег. Ну, в общем, она охотно согласилась. Даже обрадовалась. Я отвез ее на пустырь. Мы выбрались из машины, и она стала быстро раздеваться, словно и правда желала трахнуться. Я сказал ей: «Сними свой лифчик, мама». И она его расстегнула. «Знаешь, я тебе завяжу его совсем по-новому. Я как-то видел подобное, и мне пришлось по вкусу!..» Тогда я связал ей руки лифчиком, и мы двинулись дальше, я ее то и дело подталкивал. Затем она легла и раздвинула ноги. Возбудилась, затрепетала и призналась, что сделает для меня все, ведь она меня так любит. «А ты очень красивая», — заметил я и снял с нее вонючие колготки.

Дэниэлс чуть-чуть повернул голову и с приятной улыбкой поглядел на Анну.