его имени (так прямо и было написано: «Директора Музея Вашего имени»). 1928 год проходит в болезнях, бессоннице и ремонте. «В комнате бушует малярный и столярный ремонт, угла не сыщешь, где голову приклонить… А американец обоего пола знать ничего не хочет, все прет себе смотреть музей. Ну, показываешь группам то, что возможно, а с будущей недели двери входные забьем железными листами наглухо», — жалуется он. Выбрался в кино на «забавную немецкую фривольную фильму, слаженную и сработанную», читал день и ночь. «Был два раза в Галерее — суета сует и всяческая суета».

В январе 1928 года Лев Троцкий, а с ним более ста оппозиционеров были сосланы в отдаленные регионы СССР. Начались аресты — первая волна будущего Большого террора. Высылка Троцкого лишила музейный отдел начальника — товарища Троцкой. «Во главе музейного отдела становится В. Н. Невский, что я приветствую… Бедному Сергею Павловичу, Вейнеру, Машковцеву и кому-то еще предъявлена III статья. Значит, будут судбища. Что Н. И. Романов уволен по всем пунктам, вы, конечно, знаете, даже в Ленинскую библиотеку не пускают, — писал Илья Семенович жене Н. М. Щёкотова[187]. — Жестокий обыск у Лебедевых…Что со мной делалось! Вы пишете не волноваться, не нервничать. Голова кругом идет, мотает, как в бурном море». Помимо троцкистов арестовывали и ссылали ученых, «чистили» Академию наук, госаппарат, общественные и кооперативные объединения. В 1929 году дошла очередь и до Остроухова. «Бывший домовладелец и совладелец чайной торговли» был лишен избирательных прав. Илья Семенович, привыкший за годы советской власти направлять прошения в разные инстанции, написал покаянное письмо в Замоскворецкую районную избирательную комиссию:

«9-го марта мне сообщили, что я внесен месткомом сотрудников ТГ в список лиц, лишенных избирательных прав, причем причиной для лишения избирательных прав указали, что я был в дореволюционное время домовладельцем и совладельцем чайной торговли. Указываю, что д-ем я был около года, но не являлся совладельцем „чайной торговли“, но состоял членом чайной фирмы „Петра Боткина сыновья“. Надо сказать, что коммерческой деятельностью я не занимался, а всю жизнь свою отдал исключительно искусству, был и есть художник, что и было указано в 1925 году, когда была отмечена специальным юбилейным торжеством моя художественная деятельность в течение сорока лет… Я в течение 4-х лет состоял Членом совета ТГ и 10 лет Попечителем, а в настоящее время единственным почетным членом; состою членом Ленинградской АХ, действительным членом СРХ, почетным пожизненным хранителем и фактически заведующим Государственного музея И. С. Остроухова (т. е. моего имени), членом профсоюза Работников просвещения (чл. кн. № 47799) и научных работников, зарегистрированного в ЦКУБУ по высшей категории…

Предъявляя членский билет Профсоюза, прошу исключить меня из списка граждан, лишенных избирательных прав, полагая, что я попал в него по ошибке».

Лишенцами помимо Остроухова оказались многие именитые граждане: Станиславский, профессор-медик Абрикосов — как сын фабриканта. Потом спохватились. В газетах появилось слово «перегибы»…

Илья Семенович Остроухов скончался 8 июля 1929 года. Его похоронили на Даниловском кладбище, надгробие сделал скульптор Н. А. Андреев.

«Его гроб, на переходе от квартиры-музея в Трубниковском переулке, где он прожил столько десятилетий, к месту последнего покоя на кладбище Даниловского монастыря, поставили в этой самой, отвоеванной им зале. Над изголовьем у него висел его собственный, знаменитый „Сиверко“; насупротив — портрет, сделанный с него Серовым в 1902 году, когда Остроухову было сорок четыре года. Кругом и рядом — холсты Коровина, Левитана, Серова, Врубеля. Он принимал последние почести гражданской панихиды, в самом деле, среди своих. И я подумал, стоя в толпе у гроба: не темное ли, предсмертное чувство тяги к „своим местам“ руководило его последней борьбой за себя в Галерее?..» — писал в «Профилях» Эфрос.

Муратов узнал о смерти Ильи Семеновича в Париже. В некрологе в «Последних ведомостях» он писал, что радуется тому, что «смерть застала Остроухова среди привычных, щедро завешанных стен» и он ушел, не увидев, как всего спустя несколько месяцев его обожаемый музей «разнесут в клочья».

«И вот Остроухов умер, и в мире нет больше его меткого ума, его всепонимающей чуткости, его любви к тому, что достойно быть любимым в жизни. Большое утешение думать, что умер он неразлученным со своими иконами, картинами, книгами. Я представляю его в ужасный двадцатый год, в глухую ночь Москвы, заваленной сугробами, в томительной бессоннице бродящим по комнатам нетопленого дома, со свечой в руке и вдруг надолго останавливающимся то перед прекрасным ликом иконы, то перед любимым и бережно переплетенным томиком, который чуть ли не ощупью находили его пальцы в кромешной тьме библиотеки…»

Генеалогия рода Щукиных

Боткины

I поколение

Боткин Петр Кононович (1781–1853, август)

II поколение

Боткин Василий Петрович (1810/1811–1869)

Боткин Дмитрий Петрович (1829, 12 сентября — 1889, 26 мая)

Боткин Сергей Петрович (1832–1889, декабрь)

Боткин Михаил Петрович (1839–1914)

Боткин Владимир Петрович

Боткин Николай Петрович (1813–1869)

Боткина Екатерина Петровна — см.: Щукина Е. П.

Боткина Мария Петровна (1828–1894), с 1857 года жена поэта А. А. Фета

Боткина Анна Петровна, жена доктора П. Л. Пакулина

III поколение

Боткин Сергей Сергеевич (1859–1910)

Жена:

Боткина Александра Павловна (1867–1959), дочь П. М. Третьякова

Боткин Федор Владимирович (1861–1905), художник

Щукины

Щукин Василий Петрович, дед С. И. Щукина

Щукин Владимир Иванович (1867–1995)

Щукин Георгий Сергеевич (1887–1910), сын С. И. Щукина

Щукин Дмитрий Иванович (1855–1932)

Щукин Иван Васильевич (1818–1890), отец С. И. Щукина

Щукин Иван Иванович (1869–1908)

Щукин Иван Сергеевич (1886–1975)

Щукин Николай Иванович (1852–1910)

Щукин Петр Иванович (1853–1912)

Щукин Сергей Иванович (1854–1936)

Щукин Сергей Сергеевич (1888–1905)

Щукина (в первом браке Христофорова, во втором — графиня Келлер) Екатерина Сергеевна (1890–1977)

Щукина (урожд. Боткина) Екатерина Петровна (1824–1904), мать С. И. Щукина

Щукина (урожд. Коренева) Лидия Григорьевна (1864–1907), первая жена С. И. Щукина

Щукина (урожд. Вагнер, в первом браке Пономарева) Мария Ивановна (1874–1942), жена П. И. Щукина

Щукина (урожд. Миротворцева, в первом браке Конюс) Надежда Афанасьевна (1871–1954), вторая жена (с 1915) С. И. Щукина

Деллок-Фурко Андре-Марк, внук С. И. Щукина, сын И. С. Щукиной (р. 1942)

Деллок-Фурко Кристина, жена А.-М. Деллок-Фурко

Христофоров Петр Дмитриевич, первый муж Е. С. Щукиной

Келлеры

Келлер Екатерина Сергеевна — см.: Щукина Е. С.

Келлер Михаил Павлович (1883–1957), граф, библиофил, второй муж Е. С. Щукиной

Келлер Гарольд (1920–1944)

Келлер Герман (1911–2002)

Келлер Каллиста (1915–2008)

Келлер Руперт (1917–1992)

Келлер Руфина (1914–2003)

Конюс Наталия Львовна (1900–1974), дочь Н. А. Щукиной и Л. Э. Конюса, с 1918 года жила в Париже, в замужестве Катуар

Конюс Адриан Львович (1903–1948), сын Н. А. Щукиной и Л. Э. Конюса

Христофоров Илья Петрович (1908–1942)

Генеалогия рода Морозовых

I поколение

Морозов Савва Васильевич (Савва Первый) (1770–1860)

II поколение

Морозов Абрам Саввич (1806–1856)

Широкова Дарья Давидовна (1812–1888)

III поколение

Морозов Абрам Абрамович (1830–1882)

Хлудова Варвара Алексеевна (1848–1917)

Отец:

Хлудов Алексей Иванович (1818–1882)

IV поколение

Морозов Михаил Абрамович (1870–1903)

Жена (с 1891):

Мамонтова Маргарита Кирилловна (1873–1958)

Родители жены:

Мамонтов Кирилл