нечем было обороняться, и, поняв это, Магдалена так пронзительно вскрикнула, что эхо еще долго плутало в горах. Мне не оставалось ничего другого, как увертываться. Но когда я отскочил во второй раз, я поскользнулся на раскисшей весенней земле и кубарем покатился под гору. Запоточный шел на меня, высоко подняв камень, и я видел с земли, что он метит мне прямо в голову.

Он наверняка прикончил бы меня, если бы Магдалена не стала во весь голос звать на помощь.

На взгорке появился крестьянин с мотыгой и, не долго думая, бросился к нам вниз по склону. Следом за ним бежали другие. Из лесу высыпали бабы, собиравшие хворост. И откуда взялось сразу столько людей? Ведь здесь не было ни души.

Яно все же метнул камень, но рука у него дрогнула, и он в меня не попал. Булыжник покатился по пашне и застрял в борозде.

Я вскочил. Прибежавшие на выручку люди не могли понять, что, собственно, произошло.

Яно все свалил на коня. С завидной изворотливостью он втолковывал людям, будто лошадь внезапно понесла. Я-де пытался ее остановить, но она сбила меня с ног, Магдалена испугалась, как бы обезумевшее животное не причинило кому-либо из нас вреда.

Люди с облегчением вздохнули.

А с Магдаленой творилось что-то ужасное. Она дрожала как осиновый лист. Лицо ее стало мертвенно-бледным. Она слова не могла выговорить, точно у нее отнялся язык.

Бабы советовали поскорей отвезти ее домой, чтобы хуже не стало.

Один из мужиков предложил свои услуги. Его воловья упряжка стояла на дороге. Мы уложили Магдалену и отвезли ее в деревню.

Яно ошибался, полагая, что своими россказнями он скроет истинную причину поднятого Магдаленой переполоха. Вечером по всей деревне пошли пересуды. Говорили, что человек, причастный к происшествию в Окружинах, и есть тот самый бродяга, который обещал Магдалене приехать за ней. Об остальном нетрудно было догадаться.

Хуже всего, что Магдалена тяжело заболела.

Я решил не уезжать из Лештин, пока она не выздоровеет. Я хотел знать, на что могу надеяться, хотел услышать от Магдалены последнее слово. Ведь тогда, на пашне, ей было трудно собраться с мыслями, не подумав, сгоряча решить свою судьбу. Но бесспорно одно — втайне она все-таки склонялась к тому, чтобы уехать со мной.

Вести о ее здоровье приносил мне в корчму, где я поселился, маленький тощий мужичонка. Согласно уговору, я ставил ему шкалик. Мужичок был не дурак выпить и норовил посещать меня как можно чаще. Таким образом, я знал все, что происходит с Магдаленой.

Разумеется, вести были неутешительные. Я видел собственными глазами, как несколько раз к ней приезжал фельдшер. Кругом говорили, что Магдалене не выкарабкаться. В один из вечеров она была так плоха, что все мы в корчме приуныли. Никто не пил, хотя перед каждым стоял шкалик. Я мучился ужасно. Мне все мерещилось мое крохотное хозяйство в Турне. С ним я давно уже связывал свое будущее: перестану скитаться, совью гнездо, достойное Магдалены. И вот теперь, когда это гнездо у меня есть, я теряю ее. Порой мне казалось, что не хватает воздуха — тревога спазмой перехватывала горло.

Положение усугублялось еще тем, что в Лештины, едва узнав о несчастье, нагрянула мать Магдалены. Через людей она наказывала мне взять мой нищенский посох и отправиться к черту в пекло. Меня она считала во всем виноватым, в глазах Малярихи я был отъявленным негодяем. Не пощадила злая баба и Магдалену. Другая, мол, себя не помнила бы от счастья за таким мужем, как Запоточный, почитала бы себя богатой хозяйкой. Хлеба вдоволь, денег тоже! В шелка ее разодеть готов, а она? Нарочно ходит в одном платье, что привезла из родительского дома! Жалит его, будто змея. Еще бы в нем не взыграла кровь!

Нельзя сказать, чтобы я принимал близко к сердцу рассуждения Малярихи — старая песня! Алчность и тщеславие прочно укоренились в старухе. Ослепленная богатством Запоточного, с крутым характером, она не желала вникнуть в суть дела, понять меня или дочь.

Старуха быстро уразумела, что ее разглагольствования и советы мало действуют на меня. И тогда она явилась в корчму собственной персоной, велев хозяйке вызвать меня из комнаты, которую я снимал.

Я не избегал ее, хотя с самого начала были ясны цель и возможные последствия ее посещения.

Стараясь держать себя в руках, я спокойно поздоровался с ней:

— Добрый день.

Она не ответила на мое приветствие и дернула плечом, окинув меня взглядом с головы до ног. Расположившись посреди залы, где восседает обычно сельская аристократия, она вызывающе забарабанила пальцем по столу.

Я стоял у стойки и ждал. Мне бросилось в глаза, что даже беспокойство за дочь не помешало ей вырядиться в платье, которое не посрамило бы семейства Маляриков. На пальце у нее сверкал массивный перстень, она теребила белоснежный платочек тончайшего батиста.

— Вероятно, вы хотите мне что-то сказать? — спрашиваю я, пытаясь прервать холодное молчание.

— Хочу, — подтвердила она злобно, — у меня есть на это право, я мать. — Она перевела дух. — Я тебя за человека не считаю после того, как ты внес разлад в наш дом и в дом Яно. Небось теперь ты доволен — моя дочь при смерти. Ты загубил ее. Как тебе на люди-то не совестно показываться! — Она вскочила и простерла руки, как простирает ястреб крылья над своей добычей. — Что ему, этакому бездельнику?! Сегодня здесь, завтра там. Он не боится, что за грехи провидение в первую же грозу спалит его хату, что за издевательство над порядочными людьми ливень побьет его урожай. Легко жить этаким никчемным бездельникам!

Я смело шагнул к ней, чтобы унять поток хулы. В жизни я не совершил подлости и не позволю оскорблять себя.

— Я не так богат, как Запоточный, правда, — возразил я, — но о человеке судят не по богатству. С такой меркой нельзя подходить к людям. Есть в человеке достоинства, которые стоят несметных богатств, об этом вы забыли. Мы же с Магдаленой предпочитаем такие человеческие качества лештинским угодьям. Мы вправе распоряжаться собою, ведь наш выбор сделан добровольно, без насилия, от чистого сердца.

— Ах негодяй, мерзавец! — закричала Маляриха. — Я велю жандармам выдворить тебя из деревни! — Она повернулась к хозяйке, пытаясь найти у нее поддержку. — Вы только полюбуйтесь на этого проходимца! Магдалена умирает, а ему хоть бы что!

Хозяйка умышленно отвернулась и поспешила закрыть окно: проходившие мимо люди могли услышать вопли Малярихи и догадаться о нашем бурном объяснении.

— Другой давно бы уже сообразил, что к чему, а этого и