Мужская линия его дома пресеклась; независимость его страны была под угрозой; сила норманнов в стране росла, и его продолжающиеся в течение восемнадцати лет попытки пробудить в ирландских князьях сознание угрожающей им опасности были бесплодными. Уставший, возмущенный, быть может, убитый горем, он добровольно отказался от скипетра и короны и удалился в монастырь Конг, где постригся в монахи и так, в покаянии и затворе, провел последние десять лет жизни.

Он скончался там спустя двадцать восемь лет после норманнского завоевания, «совершив примерное покаяние, одержав победу над миром и дьяволом», и хронисты сообщают титул, начертанный на могиле, где он покоится:

Родерик О’Коннор,

Король всей Ирландии, как ирландцев, так и англичан.

Семь столетий прошло с тех пор, но даже теперь кто из нас может посетить прекрасные руины этого древнего аббатства, бродить по сводчатым нефам, затканным плющом, или вступить в одинокую безмолвную часовню, когда-то наполненную звуками молитв и славословий, без грустных мыслей сочувствия судьбе последнего монарха Ирландии и, быть может, также мрачных мыслей о судьбе народа, который на этой могиле отечественной монархии, независимости и государственности еще не написал Resurgam (возрождение).

Ровно через десять месяцев после того, как норманны овладели Дублином, король Дермот, «что превратил всю Ирландию в трепещущий комок земли… умер от нестерпимой и неизвестной болезни – сгнил заживо… без завещания, без покаяния, без причастия тела Христова, без миропомазания, как того и заслуживали его злые дела». [126]

Тотчас же граф Пембрукский принял титул короля Лейнстера по праву своей жены Евы. Тогда Генриха Английского обеспокоила независимость его дворянства, и он поспешил отстоять свои права верховного властителя. На его протест Стронгбоу ответил: «То, чего я добился сам, я получил с помощью меча; то, что было мне дано, я отдаю тебе». Было достигнуто соглашение, по которому за Стронгбоу оставался Дублин, а Генрих ставил над остальными провинциями Лейнстера выбранных им дворян.

Когда первый норманнский монарх высадился среди нас, в памятный день 18 октября 1172 года, никто не оказал сопротивления, не было никакой битвы. Ирландские вожди были так воодушевлены низвержением датчан, что они добровольно принесли клятвы верности чужеземному принцу, который в некотором смысле был их избавителем. Спокойно, как при торжественной процессии, Генрих отправился из Уэксфорда в Дублин; его путь пролегал только через покоренные владения датчан, теперь собственность графини Евы, так что сопротивления можно было не бояться. Прибыв в город, «он приказал построить королевский дворец, любопытным образом сооруженный из гладких прутьев, согласно обычаю этой страны, и там, с королями и князьями Ирландии, с большой торжественностью провел Рождество», на том самом месте, где сейчас стоит церковь Святого Андрея.

Король Генрих оставался в Ирландии шесть месяцев, самый длинный период, что когда-либо провел среди нас чужеземный монарх, и в течение этого времени он и не думал сражаться с ирландцами. До сих пор единственным результатом норманнских побед было низвержение датчан, чему с радостью способствовали ирландцы. Стронгбоу и Ева мирно правили в нашей столице. Генрих поставил губернаторов над другими датскими городами, и, чтобы вновь заселить Дублин, из которого были изгнаны датчане, он преподнес наш прекрасный город в подарок добрым горожанам Бристоля.

Таким образом, колония из этого города, жители которого славятся отсутствием индивидуальной привлекательности, прибыла и осела здесь; но тридцать лет спустя ирландцы, чье чувство прекрасного было, без сомнения, оскорблено растущим поколением бристольцев, обрушились с холмов Уиклоу на не блещущую красотой колонию и быстро покончили с ней, устроив всеобщую резню.

В порыве раскаяния за убийство Беккета Генрих основал аббатство Томас-Корт, в честь которого названа Томас-стрит, и затем отлученный от церкви король покинул Ирландию, оставив ее неизменной, кроме того, что Генрих Норманн получил владения Торкиля Датчанина, а Дублин из датского стал норманнским городом. Должно было пройти еще пятьсот лет, прежде чем английская юрисдикция распространилась за пределы древнего датского Пэйла [127], и для окончательного завоевания Ирландии, как и для избавления Англии, нужен был Кромвель или Вильгельм Нассаусский. [128]

Не может быть ничего более абсурдного, чем говорить о саксонском завоевании Ирландии. Саксы, невежественная, грубая, низшая раса, не могли даже сохранить свою власть в Англии. Они сдались перед превосходящей силой, умом и способностями норманнов, а провинции Ирландии, попавшие под власть первых норманнских дворян, были на самом деле не завоеваны в битвах, а получены благодаря бракам норманнских лордов с дочерьми ирландских королей. Поэтому в силу прав их жен норманнские дворяне рано заявили права, независимые от английской короны, а наследственные права, передававшиеся в каждом поколении, постоянно соблазняли норманнскую аристократию на восстание. Де Лэси, Джеральдины, Батлеры и другие из норманнского племени так же нелегко переносили верховную власть Англии, как и О’Конноры, Каванахи, О’Нейлы или О’Брайаны. Великий Ричард де Бург женился на Одиерне, внучке Кахала Кробдерга, короля Коннахта [129]. Поэтому де Бурги приняли титул лордов Коннахта.

Король Родерик, как мы сказали, не оставил потомка мужского пола. Его королевство перешло к его дочери, которая вышла за норманнского рыцаря, Хьюго де Лэси [130]. Тотчас же де Лэси объявил себя независимым правителем в силу прав своей жены, принял свое законное положение, титул короля Мита и появился на публике с золотой короной на голове; всего лишь через двадцать пять лет после вторжения Джон де Курси [131]с сыном этого де Лэси выступили противангличан Лейнстера и Мунстера. О жизни и превратностях судьбы этой великой расы, наполовину ирландской, наполовину норманнской, с одной стороны, независимых правителей, с другой – английских подданных, можно было бы сплести немало романтических историй.