– Но тут все непросто, – продолжил Шепард. – В вашем изложении эти деньги принадлежат компании, и трудно сказать, является ли подобное нарушение уголовно наказуемым.

Насколько ему известно, объяснил агент, в делах о мошенничестве, которые расследует ФБР, обычно фигурируют деньги, обеспеченные государством. Херндон покачал головой, не соглашаясь. Он знал, что практически любое присвоение денег незаконным путем можно расценивать как мошенничество с использованием телефонной линии.[65]Так он и сказал.

– А если деньги принадлежат не той компании, в которой работает принявший взятку человек? – сказал Уайтекер. – Будет ли разница, если в сделку вовлечена иностранная компания?

К чему он клонит? Слушая Уайтекера, с ума сойдешь. Он выдавал обрывки информации, из которых не складывалась общая картина. Херндон ответил, что с иностранной компанией все может быть сложнее, но трудно сказать что-нибудь определенное, не зная обстоятельств.

Шепард попытался заставить Уайтекера высказаться конкретнее:

– О каких сделках вы говорите?

На этот вопрос Уайтекер предпочел не отвечать и спросил:

– А имеет ли значение то, что сделка заключена по инициативе иностранной компании?

– Нет, Марк, – ответил Шепард. – Скорее всего, не имеет.

«А ведь у него докторская степень, – подумал Херндон. – Ведет себя как простачок. Задает дурацкие вопросы. При чем тут использование служебных автомобилей? Да, а главное-то – что за откаты в полмиллиона баксов?»

Тем временем тарелки опустели. Расплатившись, они вернулись в машину, Уайтекер занял переднее сиденье, а Херндон сел сзади. Он откинулся, разглядывая Уайтекера.

– Вы не против, если мы не сразу поедем обратно, а поговорим еще немного? – спросил его Херндон.

Уайтекер кивнул, ничего не сказав. Некоторое время они молча ехали по окрестностям Тейлорвилла. Затем Шепард свернул на обочину и остановился возле кукурузного поля.

– Итак, – произнес он, – когда состоялась первая сделка?

Уайтекер опустил глаза. Гипотетическое «предположим» стало реальностью.

– В декабре девяносто первого.

Они записали дату и обратили внимание на то, что это было задолго до первой встречи Уайтекера с ФБР.

– Вы лично получили деньги? – спросил Шепард. – И если да, то как они были выплачены?

– Чеками. Чеки были выписаны на разные банки. Но все они были на сумму меньше десяти тысяч долларов.

Херндон поморщился. Цифра была неслучайной. Для борьбы с отмыванием денег правительство обязало банки предоставлять отчеты обо всех операциях с суммами больше десяти тысяч долларов. Но разбиение платежей на суммы меньше десяти тысяч долларов тоже преступление, если это делается для сокрытия проведенной сделки.

– А почему меньше десяти тысяч? – спросил Херндон.

– Крупные переводы могут вызвать подозрение в маленьком городке.

– И только поэтому? А не потому ли, что вы стремились не превышать уровня, после которого банк обязан сообщать об операции властям? – резко спросил Херндон.

Тон Херндона поразил Уайтекера. Он сказал, что не понимает Херндона. Тот объяснил. Уайтекер отрицал, что пытался избежать попадания в отчет банка.

– Когда были открыты эти счета?

– Ну, в какой-то промежуток времени.

Шепард не хотел задавать следующий вопрос.

– Вы получали эти чеки после нашей встречи в девяносто втором?

Уайтекер равнодушно посмотрел на него и кивнул.

– Да, два-три чека я разместил в банке уже после этого.

На лицах агентов отразились гнев и недоверие.

– Что вы собираетесь делать с этим, парни? – спросил Уайтекер. – Вы сообщите об этом куда-нибудь? В АДМ будут знать? А мой адвокат?

Агенты ошеломленно воззрились на него. Неужели он думает, что мы утаим эту информацию? За кого он нас принимает?

Херндон снова объяснил, что они обязаны записать все, сказанное Уайтекером, и впоследствии представить эти записи защите. Так что АДМ об этом узнает, и прокуроры тоже.

Шепард спросил, стараясь не выдать своих чувств:

– Кто еще знает об этих сделках? Кому вы говорили?

– Никто больше не знает.

– Бросьте, Марк, – вмешался Херндон. – Если уж вы не удержались от того, чтобы похвастать своей ролью в расследовании, то неужели скрыли свой доход на «откатах»?

– Нет, правда, я никому не рассказывал.

Это заявление агенты встретили молчанием.

– Ну, когда проводилась эта сделка, Рэнделл спросил, о какой сумме идет речь, и сказал: «Похоже, ты и себя не обижаешь». И фыркнул. А может, хихикнул.

– Хорошо, – произнес Херндон, с трудом сдерживаясь. – Только что об этом не знал никто, теперь знает Рэнделл. Кто еще?

– Никто! Честное слово. В АДМ об этом разговора не заходило.

– Марк…

– Да нет, правда же! Никто не мог об этом знать.

Уайтекер поерзал на сиденье. Вид у него был испуганный.

– А в АДМ могут об этом пронюхать? – спросил он. – Они могут затеять расследование?

Разумеется, могут, ответили агенты. Все документы у них. Они могут расследовать все, что захотят.

– Но ведь компания закрывала на это глаза. И Рэнделл об этом знал. Я ведь не один это делаю. Все так делают.

И рассказал, что несколько лет назад казначей АДМ Франкл присвоил деньги компании. И руководству это было известно. Агенты записали это имя.{287}

Уайтекер замолчал, уставившись на свои колени. Казалось, он впервые осознал, что происходит.

Вдруг он поднял голову.

– Это повлияет на расследование сговора о ценах?

– Да, – ответили в один голос Шепард и Херндон.

Уайтекер снова повесил голову.

– Понимаете, – произнес он, глядя на них, – в АДМ этим пронизано все. Я имею в виду, они сами это поощряли. В «Дегассе» было не так.

Агенты сказали, что это ничего не меняет. Если он нарушил закон, придется отвечать за последствия.

– Марк, – спросил Херндон, – вы участвовали в чем-нибудь еще, о чем нам надо знать?

Уайтекер покачал головой. Только пятьсот тысяч, и все.

– Ладно, – сказал Херндон. – Это, конечно, повредит расследованию и повредит вам, но теперь, когда мы об этом узнали, можно что-то предпринять. Позже это будет труднее. Поэтому я спрашиваю еще раз: больше вам не о чем рассказать нам?