Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В апреле Горький, разгневанный отказом ввести в редакцию социал-демократов В. А. Базарова, И. И. Скворцова-Степанова и А. Н. Тихонова, вновь порвал с «Современником», а в июне покинул его и Ляцкий, которого заменил бывший эсер Н. Н. Суханов. Участие Водовозова в журнале продолжалось по 1914 г., но имя его в дальнейшем (как и Горького, который, смягчившись, напечатал в «Современнике» отрывок из своей пьесы) указывалось в числе сотрудников издания674.
ЭМИГРАЦИЯ: «Я РЕШИЛ УМЕРЕТЬ…»
Оказавшись в Берлине осенью 1922 г., В. В. Водовозов заключил договор с «Издательством З. И. Гржебина» на составление нового энциклопедического словаря. В проекте предисловия к нему он указывал, что в былые дни возможность быстро и легко навести справку предоставляли «Энциклопедический словарь» Ф. Павленкова, 5‐е издание которого вышло в 1913 г., и «Малый энциклопедический словарь» Брокгауза – Ефрона, переизданный в 1907–1909 гг., но оба безнадежно устарели: первый, напечатанный со стереотипного издания 1910 г., имеет 13-летнюю давность, второй – 16-летнюю. «Это, – замечал Водовозов, – очень много в обычное спокойное время, а тем больше теперь, когда эти годы были заняты величайшей в истории человечества войной и самой ужасной, когда-либо пережитой человечеством, революцией». Предполагалось, что однотомный словарь объемом 80 печатных листов будет включать: предисловие; общий (главный) отдел (с иностранными речениями и словами, употребляемыми в русской литературе, и историческим календарем, касающимся громких дат); хронологию всеобщей, политической, литературной, культурной и научной истории; метрологию; статистику географическую и экономическую; поправки и дополнения. Пробный типографский оттиск предисловия (с пометами М. Горького), нескольких страниц и титульного листа: «Энциклопедический словарь. Под ред. В. Водовозова. Берлин; Петербург; Москва: Издательство З. И. Гржебина, 1923» датирован 15 января675.
Но поскольку еще в июле 1922 г. В. Б. Станкевич убеждал Водовозова, что «наиболее удобным местом пребывания для него за границей могла бы стать Прага, с ее многочисленными русскими просветительными учреждениями, широким гостеприимством для русских»676, в декабре Водовозов и его жена загорелись идеей перебраться туда, в чем их поддержал и отец Ольги Александровны, А.И Введенский, наставлявший 28 декабря дочь: «Что же касается вопроса о Гржебине и Праге, то, конечно, довод, что он эксплуататор, должен быть отброшен. В этом В[асилий] В[асильевич] прав с кантианской точки зрения. Но с той же точки зрения он морально связан только в том случае, если сам подбил Гржебина на издательство, обеспечив ему свое редакторство. Если же давления на Гржебина со стороны В. В. не было, а Гржебин просто воспользовался присутствием человека, к которому он питает доверие, то В. В. ровно ничем не связан, и вполне позволительно бросить дело без всяких забот о последнем. А если он подбил Гржебина, то прямо бросить нельзя, а надо или передать дело в надежные руки (напр., Льв[а] Пл[атоновича Карсавина]), или продолжать его вести из Праги. (Если всего-то сотрудников меньше десятка, то сноситься с ними из другого города вовсе нетрудно. К тому же Прага от Берлина недалеко, и легко съездить в Берлин из нее раз или два в месяц)»677. А 19 марта 1923 г. Ольга Александровна написала сестре: «В Прагу мы переезжаем через неделю, уже заказали комнату <…>; это где-то под Прагой, минут 20 по железной дороге»678.
Летом из Петрограда в Берлин приехал А. Ф. Перельман, который, разыскав адрес, по которому Водовозов жил в Чехословакии, 3 августа интересовался у него: «Хотел бы знать, что у Вас нового, как живете, продолжаете ли работать над словарем? Мне кажется, что здесь словарь не имеет Aussichten679. Словарь должен издаваться в России, и только. У нас дело со словарем налаживается и скоро приступим к работе»680. В мемуарах, характеризуя Водовозова «многосторонне образованным и честным журналистом», «неистовым обличителем правительственной реакции» и «знатоком новейшей политической истории Европы», Перельман указывал, что тот был «одним из старых постоянных и активных сотрудников» издательства Брокгауз – Ефрон («его статьи разбросаны в последних томах старого нашего словаря и почти во всех томах новой энциклопедии»), но «на чужбине ему жилось плохо, он тосковал по родине, к тому же его очень беспокоила судьба его библиотеки (у него была прекрасная библиотека, большая, накопившаяся за много лет работы, картотека и огромный архив), и он собирался вернуться на родину»681.
Водовозов действительно не думал надолго задерживаться за границей, но Введенский предупреждал дочь: «Кажется, все связи В[асилия] В[асильевича] с университетом прекращаются. И вообще как рассчитываете выжить по возвращении сюда? Ведь все должности потеряны. А литературная работа очень затруднена». Помимо этого, резко выросли коммунальные платежи (лицам «свободных профессий» предписывалось оплачивать свое жилье в размере полутора рублей «за каждый рубль довоенной квартирной платы», а рабочим и служащим – от 10 до 30 копеек682), и Введенский советовал зятю и дочери «взять от Гржебина удостоверение, что В[асилий] В[асильевич] служит по найму в его издательстве», ибо в противном случае «квартира вам недоступна»683. Вдобавок еще летом 1922 г. Водовозов бесплатно поселил у себя некую даму с ее дочерьми, ибо, пояснял он, «требовался человек, который жил бы в квартире и не дал бы повод вселить в нее, как в пустующую, посторонних людей» и при этом «не разворовал бы имущество и не испортил бы книг». Но с октября 1923 г., сокрушался Водовозов, его «хорошо оплачиваемая работа прекратилась» и он «перешел на положение, при котором еле сводил концы с концами», а домоуправление отказалось принять во внимание, что две комнаты в квартире заняты библиотекой (порядка 10 тыс. томов), переходившей в собственность Академии наук после смерти ее владельца. В то же время жилица, негодовал Водовозов, «донесла прокурору, что я эмигрировал» и загранкомандировка есть «скрытая эмиграция»684.
План Ольги Александровны приехать в Петроград летом 1924 г. поверг ее близких в полное недоумение, и 11 апреля Зинаида вразумляла сестру: «Как же ты назад-то попадешь,