Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немного подумав, стукнул еще и нефа, а затем угрюмо покосился на Макса. Тот напрягся в ожидании удара, но пронесло — гот передумал или поленился. Так же неспешно вернулся назад.
— Чернозадый фашист, — тихо прошипел Бродяга.
Экзекуция на пользу пошла — сумасшедший огонек в глазах почти затух.
Максу очень хотелось узнать больше о его жизни на Большом острове. В словах Бродяги было много странного, невероятного, но рассказывал он с такими подробностями и так живо, что все казалось реальным, будто своими глазами увиденным. Каким бы он ни был психом, вряд ли смог сочинить такую правдоподобную историю, перекликающуюся с информацией от других людей. Да и не сумасшедший он. Разве что временами…
Эх, нельзя продолжать. Эта тема его заводит сильно, а готам не нравится болтовня пленников. Надо потише себя вести.
Чтобы отвлечь собеседника от волнующих его мыслей, спросил о другом:
— А за что этого негра с нами посадили?
— Не знаю. Он совсем дикий. Сейчас спрошу — я их папуасский немного понимаю.
Повернувшись к чернокожему, Бродяга, тщательно подбирая слова, произнес:
— Kushikamana wewe. Kwa ajili nini?[17]
Негр, продолжая все так же равнодушно-презрительно таращиться в бесконечность, ответил, чеканя каждое слово:
— Каа kwenye ato тага samadi kufun leo![18]
— Что он сказал? — поинтересовался Макс.
— Я почти ничего не понял. Похоже, он нагадил там, где этого делать нельзя, и какой-то лев его сюда посадил. Вроде у готов есть вождь с такой кличкой. Бред какой-то несет — попробуй пойми этих черномазых. Зачем он вообще тебе понадобился?
Макс ответил вопросом:
— Что с тобой дальше будет?
— Со мной? Не знаю еще. Эти обезьяны не пожалели за Бродягой лодку прислать — серьезно все. А по пути еще это тело прихватили — он, похоже, провинился серьезно. Они своих штрафников не жалеют: ничего хорошего его не ждет. А может, и не штрафник — если черный, то необязательно гот. Если не соврал лодочник, то нас к Аттиле[19]везут. Перепутал! К Алариху! Попробуй запомни эти обезьяньи прозвища! Сами-то они понятия не имеют, в честь кого свои клички получили. Что с них взять — они еще с пальм не слезли толком. В общем, без разницы, к кому меня притащат: не думаю, что мне там сильно понравится.
— А меня и везти никуда не станут — здесь прикончат. Бродяга, я смыться хочу. Мне бы до воды добраться — я и со скованными руками уплыву.
— Я и без рук согласен, но как ты сдернешь, если эти макаки глаз не спускают?
— До берега отсюда метров сто пятьдесят. Если одновременно рванем, все трое, может, хоть один доберется.
— Думаешь негра на это гиблое дело подбить? И меня? Забудь — без рук я не уплыву. Это шутка была. Да и он вряд ли сможет. И вон рядом с кораблем большая лодка, и еще по расселине одна ходит, возле буя. Ищут там что-то. Догонят мигом, как бы ловко ты ни плавал. А потом столько звездюлей навешают, что до вечера не сосчитаешь.
— До вечера я могу и не дожить. Мне дали время до конца сиесты — потом начнут говорить всерьез. Если выдам товарищей, обещали пощадить.
— Кто обещал? Готу нельзя верить, даже если он начнет божиться, что вода мокрая.
— Я и не верю. Но знаешь, жить все равно хочется. И еще — если сумеешь от них вырваться, иди на север. Знаешь поселок, где огромный холодильник есть?
— Чалого?
— Да. Только теперь там Бизон главный. То есть… Да какая разница! Иди туда и расскажи то, что мне рассказал.
— Они помогут мне добраться до бронзовых людей? — мгновенно взбудоражился Бродяга.
— Расскажи. Прошу тебя. Потом видно будет.
— Ты — это… не хорони себя. Ты же еще не рассказал свою историю. Я хочу знать — откуда у тебя меч бронзовых людей?
— Долгая история, — соврал Макс. — Не успею рассказать. Меня вот-вот пытать начнут.
— Ты, главное, им про это не рассказывай! Готы не должны знать про бронзовых людей и корабли с черными парусами! Это наша тайна! Твоя и моя! Хочешь, я перегрызу тебе горло? Давай, ты умрешь быстро и не скажешь им ничего!
О нет! Бродяга опять сел на своего любимого конька. Он твердо решил довести охрану до белого каления.
Из-за угла показался Староста, за ним, держа огромную плоскую ракушку, заставленную кокосовыми чашами, шагала девушка. Пара подошла к оживившимся охранникам — те дружно потянулись за посудой.
Глядя, как они пьют, Макс облизал пересохшие губы. Эх, ему бы хоть пару глотков сейчас!
Видимо, высшие силы решили хоть немного смилостивиться — девчонка развернулась, подошла к пленникам. Склонилась, протянула чашу Бродяге:
— Пей.
Того не пришлось уговаривать — припал губами, давясь жадными глотками. Африканец, оживившись, оттолкнул его плечом, полез сам.
— Эй! Ты! Шимпанзе немытое! Очередь соблюдай! — недовольно воскликнул Бродяга.
Из-за угла показались новые действующие лица — Дог и Гора. Первый при виде открывшегося зрелища выругался, подскочил, выбил чашу из рук девушки, злобно прокричал:
— Кто тебе разрешил их поить?!
Та, посерев от страха, беспомощно оглянулась в сторону Старосты. Тот недоуменно уточнил:
— Не понял?! Ты же сам сказал всем дать воды и кокосов!
— Я дозорных имел в виду, а не этот мусор! — досадливо произнес Дог.
Макс еще раз облизал губы, с грустью осознав: воды ему не обломится.
Гора, не обращая внимания на разгорающийся скандал, подошел к застывшей девчонке, скабрезно ухмыляясь полез громадной пятерней в ее шорты. Та окаменела еще больше, а Староста затараторил:
— Откуда я знал?! Ты сказал принести воды, я и велел ей принести! Уточнил бы, что только дозорным! Вот поди вас пойми!
— Ты бы еще этих дохляков на столбах напоил, — отмахнулся Дог и, подойдя к Максу, спросил: — Ну что надумал? В партизана играть будешь или по-хорошему решим? По-хорошему и нам лучше, и тебе.
Он кивнул в сторону Горы. Араб, не обращая внимания на происходящее вокруг, всецело погрузился в ощупывание содержимого девичьих шортиков. Выстрели у него над ухом из пушки — не заметит.