в сём городи, живёт в сём Киеви вошь-поползуха, блоха-попрядуха. Ты хто?» — «Клоп-краске. Пуститя-ко меня». — «Поди!» Ну, приходи муха-барайдунья. «Хто в сём городи живёт, хто в сём Киеви живёт?» — «Вошь-поползуха, блоха-попрядуха, клоп-краске. Ты хто?» — «Муха-барайдунья. Пуститя-ко меня». — «Поди». — Приходит мышь-серке. «Хто в сём городи живёт, хто в сём Киеви живёт?» — «Вошь-поползуха, блоха-попрядуха, клоп-краске, муха-барайдунья. Ты хто?» — «Мышь-серке. Пуститя-ко меня». — «Поди!» Приходит заэц криволапый. «Хто в сём городи живёт, хто в сём Киеви живёт?» — «Вошь-поползуха, блоха-попрядуха, клоп-краске, муха-барайдунья, мышь-серке. Ты хто?» — «Заэць криволапый. Пуститя-ко меня». — «Поди!» Приходи с под куста шипун (змей), за ноги типун. «Хто в сём городи живёт, хто в сём Киеви живёт?» — «Вошь-поползуха, блоха-попрядуха, клоп-краске, муха-барайдунья, мышь-серке, заэць криволапый. Ты хто?» — «С под куста шипун, за ноги типун. Пуститя-тко меня». — «Поди». Приходит лиса лукава. «Хто в сём городи живёт, хто в сём Киеви живёт?» — «Вошь-поползуха, блоха-попрядуха, муха-барайдунья, клоп-краске, мышь-серке, заэць криволапый, с под куста шипун, за ноги типун. Ты хто?» — «Лиса лукава. Пуститя-тко меня». — «Поди!» Приходит волк серке. «Хто в сём городи живёт, хто в сём Киеви живёт?» — «Вошь поползуха, блоха попрядуха, муха барайдунья, клоп-краске, мышь серке, заэць криволапый, с под куста шипун, за ноги типун, лиса лукава. Ты хто?» — «Волк серке. Пуститя-ко меня». — «Поди!» Приходит медведь. «Хто в сём городи живёт, хто в сём Киеви живёт?» — «Вошь-поползуха, блоха-попрядуха, муха-барайдунья, клоп-краске, мышь-серке, заэць криволапый, с под куста шипун, за ноги типун, лиса лукава, волк серке. Ты хто?» — «Я капиш, лапиш (потому тяжол, сам себя величаат), всим погнётыш. Пуститя-ко меня». Он как зашол туды, да всих задавил там. И больше сказки нет.

136

Илья Муромец[90]

Вот, в городи Муромли бывало, в сели в Карачаэве. Жил-был, кресьянин Иван Тимофиевиць. Не было у него никагого отплодья. Стал Господа просить: «Дай мни дитище, с молодых лет на потеху, с полвека на перемену, а на стары лета по смерти на помин души». Однако же Господь, услышив его молитву, дал Господь ему детище, по имени назвали его Ильёй, дал Бог ему дитище на большии слёзы, то ног у него не было, трицять лет Илья Муромечь высидел без ног в фатеры. Родители сойду на трудну роботу, оставят ему пищу денную, до отца матери пищы он не воскушаэт, а отдас нищей бедной братьи. Однако же говорит: «Нищая братья, просите Господа Бога, штобы ноги мни Господь дал». И сам Господа просит сильне, усердно: «Дай ты мни ноги и здоровие». И минуэтця ему 30 лет, и Господь смилосердовался, пошлёт светобразного юноша ангела. Подойде этот юноша к Ильи, говори: «Илье, создай ты мни по чину милостину, есь ли у тебя. Я от многих людей слыхал, што ты милослив был, сам хлеба не воскушаэшь, котору дённу пищу родители оставя, всю ради имени Господня отдаваэшь». Однако же Господь, переглядев, пошлёт этого аньгела и попросит он: «У меня дать нечего, а я сам жадный напитьця студёный воды, как у меня дать нечего, не почерьпнешь-ли ты в студёном колодци?» Однако же юноша светобразный почерпне студёной воды и поднесёт Ильи. Илья это чару принял, и всю выпил до духу. И однако же спросит светобразный юныша, што «чувствуэшь ли в сиби, Илье, што ни?» — «Я чувсвую в сиби то, што стали у меня ноги, и здрав сделался. Юноше, дай мне другую чару зараз выпить». Ну, однако же он поднёс другу чару ему. Илья Муромець взял, другую выпил. «Илье, што чувсвуэшь в сиби?» — «Типеричу я чувствую то, што, если бы в краю земли было кольце, я бы проворотил землю краем». Терявши же юнош от него. Скочив же он теперь ногу и побежив он на трудну роботу, гди отец-мать трудятьця. Отец-мать по край реки чистят пожню, говорит, ну, и он пришол. Отец-мать сили хлеба воскушать, а он на то время трудитьця стал, роботать, котороэ дерево тяпнет рукамы, вырвет с кореньямы, в реку и бросит. Однако же подойдёт к отцю, к матери. Отець-мать говорит: «Есь ты, дитё, не кресьянин ты нам». — «Отец, — он и говорит, — дайте мни прощение и благословление ехать во Киев град Господу Богу помолитьця, а стальнокиевьскому князю появитьця». Однако же родители ему и говорят: «Дитё наше, поедешь ты во Киев град, ни проливай крови понапрасну, постой за Божьи церьквы и за златы кресты, и за веру хрисияньскую постой и голову положи». Идёт Илья в свой дом. Однако же дал Бог ему коня, из тучи или из чего (скреснул коня против его). Однако же сделал орудие сиби, тугой лук и стрелоцек калёных наделал. Однако же Илья Муромец сел на доброго коня и отправляэтця во Киев град, подъеде к городу к Муромлю, на пути стоит серёд дороги камень, ударив конь копытом, покипит с этого каменя ключь воды студёной. Однако же говорят ему в городи Муромли: «Илья Муромець, не поежжай ты прямой дорогой во Киев град, а поежжай окольныма дорогама. На пути, 30 лет как дорога закощона в Киев град; однако же теперь на орги большой стоит тридеветь розбойников, не пропущають ни конного и не пешного, и придавают всё к злой смерти». Однако же и говорит Илья Муромець: «Меня Господь на то и послал, штобы прямой дорогой ехать, дорогу оцистить». Подъехал же он к эхтым розбойникам, видят розбойники, што едет юнош бладый, а конь под ним, как лев зверь, идёт сердитый однако они собрались толпой, говоря, и думают: «Мы юноша не убьём, а коня только отоймём». Ильи Муромьцю этот совет их не показался, натянет тугой лук и накладёт стрелочку калёную и спустит в эфтых розбойников. «Ты лети, лети, стрела калёная моя, куды летишь приберай лес кореньямы, проворачивай к верьху». Однако, устрашив, эты розбойники вси пали на коленка. «Ах, витезь богатый, скажи, как тебя по имени, по отечесьву зовуть?» Оны говорят ему: «Ты бери у нас злата и серебра и скачного жемчюгу, и подарим самоцветным каменем мы тебя; это тиби было, бери в нашем табуни лошадином по разуму сиби жеребьця!» Однако же он говорит: «Мни ваше не нужно ништо, у вас, головы убиты, кров пролита, именье копчено у вас. А вы розойдитесь по домам к своим женам, если вы не розойдетесь, то я