— Ты хороший и любящий сын, Уильям, но рано оплакивать меня. Даже этим могильщикам, — он показал на четырех врачей, — будет трудно загнать меня в гроб.

Хэл слабо рассмеялся, и его смех глухим эхом отозвался в комнате.

Никто из врачей не улыбнулся.

— А еще больше я люблю тебя за ту славу, которую ты снискал. Когда ты займешь свое место в палате лордов, отец?

— В несколько следующих дней. — ответил Хэл. — И, как старший сын, ты будешь свидетелем моего награждения.

— Сэр Генри, — вмешался один из врачей, — мы не считаем разумным в вашем состоянии посещать палату лордов. Мы серьезно озабочены…

Уильям раскинул руки и перебил врача, не дав ему закончить.

— Вздор, приятель! Каждому дураку ясно, что моему отцу достанет сил, чтобы ответить на приглашение своего повелителя. Я все время буду с ним рядом. И сам позабочусь, чтобы все его желания исполнялись.

Пять дней спустя слуги снесли Хэла на носилках с лестницы. Уильям не отходил от него ни на шаг. Перед главным входом ждала карета лорда Чайлдса; Том и Аболи держались в стороне от всадников, которым предстояло сопровождать карету.

Слуги опустили носилки рядом с каретой, и на время наступило замешательство: никто не знал, что делать дальше. Том быстро подошел, отстранил старшего брата и, прежде чем врачи смогли вмешаться, легко поднял отца и вошел в карету с исхудавшим телом на руках.

— Отец, это неразумно. Ты тратишь силы на эту поездку, — прошептал он, усаживая Хэла в карету и укутывая его меховой накидкой.

— Король скоро уезжает на континент, на войну с Францией, и кто знает, когда он вернется в Англию?

— Тогда мы с Аболи должны поехать с тобой, — умолял Том, — но Уильям запретил.

— Уильям хорошо позаботится обо мне. — Хэл прикрыл плечи лоснящимся мехом. — А ты должен остаться с Уэлшем и соблюсти наш интерес на аукционе. Я доверяю тебе важное дело, Том.

Том знал истинную причину отказа: отец не хотел его стычек со сводным братом.

— Как скажешь, отец, — сдался он.

— Как только кончим дело в палате лордов и проведем аукцион, вернемся в Хай-Уэлд и займемся освобождением Дориана.

— Я буду ждать твоего возвращения здесь, — пообещал Том, выбрался из кареты и встал у заднего колеса. В карету поднялся Уильям, сел рядом с отцом, кучер хлестнул лошадей, и карета покатила к воротам.

Том повернулся к Аболи.

— Весьма скверно, что Черный Билли везет его в этой тряской карете. Я не позволю ему проделать то же самое при возвращении в Хай-Уэлд. Долгая поездка в Девон по плохим дорогам убьет его. Надо отвезти его в Плимут на корабле. Море обойдется с ним мягче, а мы с тобой сможем лучше о нем заботиться.

— У нас нет корабля, Клиб, — напомнил ему Аболи. — «Серафим» и «Минотавр» принадлежат Компании.

— Значит, надо нанять другой корабль.

— В Канале — французские каперы.

— Нам нужно что-нибудь небольшое и ходкое, достаточно маленькое, чтобы не привлекать интереса, и достаточно быстрое, чтобы уйти от погони.

— Думаю, я знаю хозяина такого корабля, — задумчиво сказал Аболи. — Если, конечно, за время нашего отсутствия ничего не изменилось.

Аукцион в роскошном помещении Компании на Лиденхолл-стрит продолжался четыре дня. Том сидел рядом с мастером Уэлшем и записывал цены, предложенные за лоты.

Главный аукционный зал был оформлен как корабельный кубрик; по всем сторонам от круглой площадки, на которой размещался аукционист, поднимались ряды сидений.

Покупателей с их секретарями и бухгалтерами было так много, что мест для всех не хватило. Многие стояли у стен, но тоже участвовали в торговле, выкрикивали свои цены и размахивали каталогами, желая привлечь внимание аукциониста.

Слушая, как неудержимо ползут вверх цены, Том думал о сундуках с золотом, которые хранились в подвале под аукционным залом. Сегодня ночью они привезли эти сундуки с пристани, где стояла эскадра, — по темным мощенным булыжником улицам кареты вели под охраной пятидесяти вооруженных моряков.

Становилось ясно, что из-за окружающей торги истерии цены, предсказанные лордом Чайлдсом, будут перекрыты. И с каждым днем торгов Том видел, как растет его доля приза.

— Боже! — поражался он, подводя итоги вычислений на грифельной доске. — Если повезет, я получу гораздо больше тысячи фунтов.

Рудокоп или крестянин в Хай-Уэлде может заработать столько за целую жизнь. Тома поражало такое богатство, но потом он задумался, какова же доля его отца.

— Почти сто тысяч фунтов! — воскликнул он. — Вместе с горностаевым плащом и драгоценной саблей барона. — Тут его рот гневно застыл. — И все это попадет в когти Черного Билли. А ведь Билли пускает от страха газы, всякий раз как под ним качнется корабль.

Он все еще думал о несправедливости судьбы, когда аукционист громким лающим голосом объявил следующий лот:

— Господа! Леди и джентльмены! Мы с удовольствием и гордостью предлагаем вам насладиться редким, удивительным трофеем, который заинтересует и обрадует даже самых искушенных и разочарованных из вас.

Он театральным жестом поднял покрывало со стоявшего на столе перед ним большого сосуда из толстого прозрачного стекла.

— Это не что иное, как заспиртованная голова знаменитого кровожадного разбойника и пирата Джангири, или аль-Ауфа, Плохого.

По рядам покупателей пробежал гул, все зашевелились, всматриваясь в отвратительный предмет — отрубленную голову, плавающую в спирте. Том испытал физическое потрясение, снова взглянув в лицо аль-Ауфу. Темные волосы, как морские водоросли, плавали вокруг головы. Один глаз был открыт; казалось, он отыскал Тома и смотрит на него в молчаливом недоумении. На губах застыла гримаса боли, словно аль-Ауф еще чувствовал поцелуй лезвия, отделившего голову от туловища.

— Давайте, джентльмены! — призывал аукционист. — Это очень ценный лот. Многие в нашей стране заплатят шесть пенсов, чтобы взглянуть на него. Мне не послышалось? Предлагают пять фунтов?

Тома медленно охватывал гнев. Он представил директорам Компании голову как доказательство своего успеха, но не для того, чтобы ее выставили на потеху публики. Натура и воспитание Тома требовали от него сочувствия и уважения к побежденному врагу. То, что аль-Ауф захватил Дориана и продал его в рабство, ничего не меняло.

Не задумываясь, Том громко крикнул:

— Десять фунтов!

У него не было таких денег, но ему предстояло получить долю приза. Все головы в зале повернулись к нему, все взгляды с любопытством устремились на него. Он слышал шепот:

— Это парень Хэла Кортни, тот самый, что отрубил голову.

— Да, это он. Он убил аль-Ауфа.

— Как его зовут?