Мича Куби, один из старших следователей Шин Бет, задавал вопросы обоим задержанным, но условия для этого были неподходящими. «Я старался проводить допрос спокойно, – говорил Куби, – но все вокруг кричали как сумасшедшие»[750].

А затем появился Авраам (Аврум) Шалом.

Шалом уже в течение четырех лет возглавлял Шин Бет. Сын австрийского еврея, которому удалось убежать от нацистов, Шалом вступил в военизированное десантное подразделение «Пальмах» в возрасте 18 лет. После создания еврейского государства он был принят на работу в оперативное управление Шин Бет. В начале 1960-х годов сотрудничал с Ицхаком Шамиром, возглавлявшим тогда подразделение «Моссада», занимавшееся «целевыми» убийствами, в операции израильтян по недопущению участия немецких ученых в египетской ракетной программе. Очень быстро два этих человека стали друзьями. Когда в 1983 году Менахем Бегин подал в отставку и премьер-министром стал Шамир, «Шалом стал самым важным человеком в его системе безопасности страны, – как рассказывал Карми Гиллон, возглавлявший Шин Бет в 1990-х годах. – Я думаю, что Аврум начал считать, что может делать все, что ему угодно»[751].

Шалом управлял службой внутренней безопасности безо всяких оглядок, и многие его подчиненные полагали, что он манипулировал людьми и был безжалостным диктатором[752]. «По отношению к Авруму не существовало почитания, – свидетельствовал Юваль Дискин, оперативный работник во времена Шалома, который позже возглавит службу. – Был только страх. Мы боялись его. Он был сильным человеком, жестоким, умным, очень упрямым, никогда не шел на компромиссы и ни к кому не подлизывался».

Когда закончился штурм автобуса, Шалом переговорил с начальником Генерального штаба Леви, прежде чем пройти на пшеничное поле ко всем.

«В руках у Аврума (Шалома) был пистолет, – сказал Куби. – И он изо всех сил ударил рукояткой одного из террористов по голове. Я видел, как рукоять пистолета практически вошла в голову молодого человека»[753].

«Он был в ярости», – сказал другой сотрудник Шин Бет.

Куби заявил, что не может продолжать работу с арестованными в том хаосе, который царил на месте трагедии, и потребовал, чтобы террористы были доставлены в следственный отдел в секторе Газа. Члены группы силовой поддержки Шин Бет, «Птицы», вывели их с поля. Шалом жестом подозвал к себе командира группы Эхуда Ятома и тихо сказал ему: «Прикончи их»[754].

Шалом не хотел, чтобы суд судил террористов по закону. Он был убежден в том, что если допустить легитимный суд над двумя людьми, захватившими автобус с заложниками, это только подстегнет терроризм.

Однако даже преступники не могут быть так просто казнены на оживленном шоссе, на глазах у солдат, репортеров и гражданских лиц. Поэтому Ятом со своей командой отвезли двоих пленников на пустынное заброшенное поле, отстоявшее от места трагедии на несколько километров. Субхи и Маджди, избитых и обессиленных после событий этой ночи, вытащили из машины и заставили лечь на землю. Ятом объяснил трем своим бойцам, что надо делать, поднял большой камень и с силой опустил его на голову Маджди. Бойцы присоединились к нему.

Группа забила юношей до смерти камнями и металлическими прутьями, чтобы представить дело так, будто их убили разъяренные преступные элементы (разыскать которых невозможно) из числа солдат и гражданских лиц сразу после осуществления штурма автобуса.

Куби ждал в следственном отделе в Газе, когда получил сообщение о том, что террористы скончались по пути от ран, предположительно нанесенных им местным населением и солдатами[755]. «Я ясно понял, что произошло, – говорил впоследствии Куби. – Политика Аврума заключалась в том, что террорист, осуществивший преступление, не должен остаться в живых. Поэтому я не удивился, когда мне сказали, что они не будут доставлены на допрос. Я отправился домой и лег спать. Подумал, что дело, таким образом, закрыто».

Куби думал так потому, что обычно такие дела считались закрытыми, как только охладевал труп. В течение ряда последних лет, по мере роста числа террористических атак, росло и давление общественности на правительство и вооруженные силы, чтобы заставить их принимать более жесткие антитеррористические меры. Но как только реакция Израиля обострялась, контроль над такими его действиями ослабевал. «Целевые» убийства, которые когда-то осуществлялись лишь спорадически, вдалеке от границ страны, и требовали разрешения высокого уровня, стали применяться гораздо чаще, ближе к границам страны при гораздо меньшем контроле. Например, некоторые «отдельные неправильные действия», совершенные несколькими беспринципными подразделениями во время и после Шестидневной войны, стали в середине 1970-х годов обычным делом, хотя их законность и была весьма сомнительной.

Служба внутренней безопасности Шин Бет, которая несла ответственность за противодействие палестинским атакам на оккупированной территории, использовала незаконные методы еще с 1960-х годов. Следователи Шин Бет не без оснований опасались, что если не выжмут информацию из захваченных пленников, будет убито больше израильтян. То, что в ходе допросов начиналось как запугивание и унижение, превратилось в настоящие физические пытки: «постановочные» казни, лишение узников сна, длительное пребывание в мучительных позах, воздействие экстремальных температур – как жары, так и холода. Иногда заключенным вводили «сыворотку правды», которая, как им говорили, вызывала импотенцию.

Темные и грязные помещения, в которых сотрудники Шин Бет обычно проводили допросы, имели настолько мрачную репутацию, что «даже нормальный человек, который пересекал их порог, был готов признаться в том, что это он убил Христа», – рассказывал Гиллон.

Даже Авраам Шалом вспоминал, что был глубоко шокирован тем, что увидел в изоляторе временного содержания в Хевроне, который посетил в качестве руководителя «Птиц» и где присутствовал «при жестком допросе одного араба, который был, по-моему, уже пожилым. Ему было в то время 55 лет, но выглядел он намного старше. А наш парень орал на него: “Почему ты лжешь?” Араб был раздавлен, стар, сломлен, и мне даже стало жалко его. Я спросил: “Почему он так кричит на него?” А следователь взял стул, сломал его ударом об пол, поднял одну из ножек и раздробил старику руку. Он сказал: “Положи руку на стол” и затем разбил ему все пальцы». Шалом продолжал: «В другой раз я увидел, как допрашивающий убил араба. Даже не ударами. Он просто толкал его на одну стену, потом на другую, на одну, на другую… Потом он взял этого араба за голову и чуть не пробил его головой стену. Через неделю тот араб умер от мозгового кровотечения. Все это было покрыто».