– Чем жить будешь?

– Видишь ли, у меня там осталось несколько моргов земли – ханские конники не сумели захватить с собой. Буду пахать, сеять…

– Дело хорошее. Зачем мешкать? Достатков у тебя здесь немного. На коня – и ты в Круглике!

– Э-э, брат, не зря говорится: нанялся – продался! Залез в долги – нужно отрабатывать. К тому же поговаривают, что на этом сейме Яблоновского могут выбрать королем вместо Яна Собеского. Может, тогда и я пойду вверх? – Он горько усмехнулся.

– О, тут что-то новое! – удивился Арсен. – С чего бы?

Спыхальский оглянулся, будто его могли подслушать, и заговорщически прошептал:

– Тебе одному открою тайну… Но смотри, никому – ни гугу! А то пан Станислав скор на расправу, черт бы его забрал! Его лайдаки[102] прихватят в темном месте, пырнут ножищем в бок – и поминай раба божьего Мартына…

– Меня-то ты знаешь, пан Мартын!

– Ну, слушай… Запутался я тутай, как перепелка в силке! Даже сон потерял. А засну – и во сне покоя нет, холера ясная!..

– Говори толком! Что с тобою стряслось?

Спыхальский, еще раз оглянувшись, наклонился к самому уху Арсена.

– Ты про французскую и австрийскую партии среди нашего шляхетства что-нибудь слыхал?

– Немного слышал.

– Ну так вот, пан Яблоновский – фаворит королевы, этой блудницы, которую, однако, безумно любит король, – всегда был сторонником австрийской партии и короля… Может, для того, чтобы усыпить бдительность его ясновельможности, который у себя под носом не видит, что королева заводит шуры-муры с его коронным гетманом… И вот неожиданно я стал свидетелем и соучастником измены пана Станислава…

– Как же это случилось?

– С некоторых пор во Львов зачастил посланец великого подскарбия[103] сенатора Морштына, главы французской партии. Я бы и понятия об этом не имел, если бы однажды меня не позвал к себе пан Станислав и не сказал: «Пан Мартын, ты преданный мне человек…» – Нет сомнений, глубокочтимый пан», – ответил я. «Не мог бы ты, пан Мартын, оказать мне очень важную услугу?» – «Какую?» – спросил я. «Отвези в Варшаву письмо… Но такое, которое может лишить меня воеводства, а тебя – головы!» И тут, вместо того чтобы отказаться, как подсказывал здравый смысл, я, как последний дурень, брякнул: «С радостью, глубокочтимый пан!» Ты слышишь – «с радостью»?! Чтоб мне провалиться при этом слове! Так и началось… Не успел я вернуться из Варшавы, где тайно пробрался к проклятому предателю Морштыну, как пришлось ехать снова. И знаешь, что мне стало ясно?

– Что? – Арсен слушал с большим вниманием. Он уже понял – речь идет о крайне важном деле.

– И Морштын, и Яблоновский считают меня своим единомышленником и не очень таятся от меня… Помимо пана Станислава, Морштын втянул в заговор братьев Сапег, а также подкупил многих шляхтичей на сеймиках, чтобы они на всеобщем сейме дружно выступили против Собеского. Ходят слухи, что Яблоновский согласился с предложением братьев Сапег избрать его королем… Ты понимаешь, в какой омут я угодил? Как ни верти, как ни крути, а от смерти не уйти! Не прикончат заговорщики, так король пошлет на виселицу.

– Верно… Я сочувствую тебе, Мартын, – сказал Арсен.

– Но это еще не все, – произнес после паузы совсем упавшим голосом Спыхальский.

– Что же еще?

– Случайно я узнал, что пан Морштын каждую неделю докладывает об успехах заговорщиков французскому посланнику де Бетюну, холера б его забрала! Кроме того, переписывается о заговоре непосредственно с секретарем министерства в Париже Кольером и выпрашивает у него деньги для этого… Это настоящая измена, о Пресвятая Дева! Дознается король – много крови прольется, полетят головы, и среди них – моя дурная башка… Ну что мне делать?

Спыхальский был совершенно убит горем. Арсен никогда не видел его таким угнетенным и опечаленным. Лицо бледное, постаревшее, даже обрюзгшее, как после тяжелой болезни. А ему всего лишь за тридцать недавно перевалило…

Арсен обнял друга.

– Не журись, Мартын! Бывали мы и в худших передрягах! Но духом не падали.

– Э-э, там было все ясно: перед тобой враг – бей его. Тут же вокруг вроде все свои люди. А на деле получается – враги.

– Что так, то так. И нам надо знать, кто наш главный враг.

– И кто, по-твоему? – В глазах пана Мартына промелькнула надежда.

Арсен многозначительно посмотрел на побратима.

– Видишь ли, пан Мартын, я мчался сюда из Стамбула не для того, чтобы выпить кружку пива в шинке над Вислой. Я тороплюсь в Варшаву, чтобы предупредить поляков о страшной опасности, которая нависла над Польшей.

– Понимаю.

– Ты понимаешь, а вот паны Морштын и Яблоновский не понимают, если идут на поводу у французского короля, союзника султана Магомета. Ведь к чему они призывают поляков? Порвать с Австрией? Но сейчас это единственная союзница Польши… Только вместе они смогут противостоять туркам. А поодиночке турки проглотят и австрийцев, и поляков! И пискнуть не дадут! Затем снова примутся за нас…

– Значит, мы должны поддерживать австрийскую партию? То есть короля Яна?

– Выходит, что так… Собеский хочет подписать с Австрией договор, чтобы сообща бить турок. Чего ж еще нам нужно? Ждать, пока султан возьмет Вену, потом повернет на Варшаву, а оттуда на Киев?

– Это было бы глупостью с нашей стороны!

– Вот видишь! Жизнь сама подсказывает, что делать.

– Ну все-таки – что делать?

Арсен, глядя в упор на Спыхальского, спросил:

– Пан Мартын, веришь ли ты мне полностью?

– Еще бы! Неужели сомневаешься?

– Тогда во всем положись на меня… До Варшавы будем ехать вместе. Чтобы не вызвать у Яблоновского подозрения, я отрекомендуюсь шляхтичем Анджеем Комарницким. Мы с тобой познакомимся и подружимся только по дороге. Понял?

– Понял.

– В Варшаве поможешь мне встретиться с королем. А дальше – видно будет.

– Хорошо. Ну и голова у тебя, пане-брате! Имей я такую – стал бы сенатором, разрази меня гром, если вру! – Растроганный Спыхальский притянул Арсена к себе, крепко обнял и поцеловал в щеку. – Ну, хватит разговоров! Садись ужинать…

Дорога до Варшавы оказалась тяжелой. Неожиданно поднялся ветер, перешедший в настоящую вьюгу, – все вокруг так занесло снегом, что лошади шли в нем по самое брюхо. Поэтому, вместо того чтобы приехать в столицу накануне Рождества, как рассчитывал Яблоновский, обоз прибыл туда после Нового года и остановился на просторном подворье сенатора Морштына.