Охранник дара речи не потерял, но тон сменил на куда более приятный:

— Здорово, Дальнеплаун. Пришел поискать счастливчиков?

— Счастливчиков всегда хватает, — ответил Дальнеплаун, голос у него был как полированная дубовая древесина.

Он взглянул на меня — всего на мгновение, но по-настоящему взглянул — потом снова на охранника. «Тихая ночка выдалась, Лайл?» — спросил он, явно удивляясь тому, что Лайлу нечем больше заняться, кроме как приставать к безусловно соблазнительной леди, пусть даже слегка помятой и измотанной дорогой.

— Просто объяснил сестрице, как обстоят дела, — пожал плечами Лайл. — Хотел уберечь от неприятностей.

Дальнеплаун кивнул: «Ясно, увидимся», потом повернулся ко мне:

— Мэдм, извиняюсь, что пришлось подслушать ваш разговор. Признаю, что выбор у вас нелегкий. Я это хорошо знаю, потому что за сорок три года мне его приходилось делать ох как много раз. Кстати сказать — простите мои неловкие манеры — меня зовут Дальнеплаун.

— А я Дженнифер Рейн, — сказала я (настолько спокойно я себя чувствовала с ним).

Он приподнял шляпу!

Тогда я взялась за подол своего воображаемого платья и сделала реверанс.

Он улыбнулся, и в его глазах — небесах одиноких прерий — зажегся огонек. — Дженни Рейн, — повторил он нараспев, именно так, как и следует произносить мое имя. — Дженни Рейн. Звучит, как музыка летнего дождя, однако готов поклясться, что он может обернуться настоящим ливнем.

— Да просто ураганом, — предупредила я с самой обольстительной улыбкой.

— И что же, вы приняли решение, или все еще размышляете?

— Размышляю, — сказала я, качнув бедрами так, словно размышляла именно ими. — Вы сказали, что у вас большой опыт. Ваш совет молодой и начинающей девушке?

— Я посоветовал бы поставить на кон.

— Вы всем так советуете?

— Нет. Но в городе любой расскажет вам про мое чутье: я знаю, когда человек готов сорвать куш или просадить все до нитки. Дженни, сейчас вы настолько близки к выигрышу, что я предлагаю сыграть на мои собственные десять тысяч — и в случае выигрыша мы разделим его пополам.

— Пожалуй, не стоит, — сказала я, пытаясь подражать его спокойной интонации. — Но если вы добавите к моей пятидесятке еще одну, мы определенно увеличим номинальную стоимость выигрыша.

Он протянул мне руку. Лайл, уже вернувшийся на свое место, открыл нам дверь, и мы вплыли внутрь.

Я ни черта не смыслю в азартных играх, поэтому предложила Дальнеплауну выбрать, во что играть. Он провел меня вверх по лестнице к столу со ставкой до десяти тысяч, вынул наши общие деньги и купил одну черную фишку. Парень, который их продавал, кажется, удивился. Он сказал Дальнеплауну:

— Не иначе, как вам нынче приснился кошмар. Давно вы не начинали с такой мелкой ставки.

Дальнеплаун улыбнулся своей беспечной ковбойской улыбкой:

— Никаких дурных снов, Эд, — только отличные предчувствия.

Он спросил меня, на что я хочу поставить: на совпадение-несовпадение, на номера от двух до двадцати, на «змеиный глаз» или на «товарный вагон» — на последних словах я его остановила. «Товарный вагон», — сказала я. Я услышала рев поезда, стук колес по рельсам горной железной дороги, увидела укутавшихся в газеты бродяг, запрокинувших головы к звездам.

— Дупель шесть оплачивается тридцать к одному, но вероятность выпадения этой комбинации равна одному из тридцати шести. Шанс небольшой.

Он просто объяснил, что я делаю, без всякого сомнения в моем выборе. Я похлопала своими прекрасными голубыми глазами и сказала:

— Я люблю заплывать подальше, Дальнеплаун.

(Дженни, ну и развратница же ты!)

Костлявый парень в очках без оправы кинул кости. Товарный вагон. Три тысячи долларов.

Дальнеплаун улыбнулся мне и спросил:

— Сколько и на что?

Черт возьми, стильный парень.

Я все еще слышала грохот одинокого ночного поезда.

— Еще раз на «товарный вагон». На все деньги.

Парень, который вел игру, приподнял бровь.

— Делайте, как сказала леди, — сказал ему Дальнеплаун.

Когда я услышала это «делайте, как сказала леди», я уже знала, что мы выиграем. И мы выиграли. «Товарный вагон». Девяносто три тысячи долларов.

Дальнеплаун снова улыбнулся:

— Дженни, максимальная ставка за этим столом — десять тысяч.

Мне это очень понравилось — он мало того что не спросил, хочу ли я продолжить, он сожалел, что нельзя поставить больше. Это вселило в меня уверенность.

И она была к месту, потому что поезда я больше не слышала. Поезд прошел. Но тут вдруг, словно потревоженная его свистом, закричала во сне Мия. Я заглянула в ее сны — ей снова снилось, что в темноте на нее падают змеи с глазами, похожими на капли лунного света.

— На «змеиный глаз», — сказала я Дальнеплауну. — Последний рывок.

И добавила — мне хотелось, чтобы он знал меня:

— У меня есть воображаемая дочь. Я должна о ней заботиться.

Этот чудесный человек посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

— Как скажешь. Кем бы ты ни была.

Девчонки, я просто потеряла сознание.

Ай да мы! Выпал «змеиный глаз»! Триста тысяч долларов. Триста девяносто три тысячи в целом. По сто девяносто шесть тысяч пятьсот на брата. Минус чаевые — пятьсот долларов я дала на выходе Лайлу.

Мы с Дальнеплауном (Мия, вскрикнув один раз, снова крепко заснула) отметили удачу, разорив его заначку с наркотиками: кокаином, «ангельской пылью» и экстази (до этого я пробовала только марихуану, и она не идет ни в какое сравнение со всем остальным), а потом предались скромным утехам, благодаря которым и продолжается жизнь на земле.

Жизнь. Она прекрасна.

Нина Плешетт в оаклендской больнице «Кайзер» набрала из телефонной будки рядом со зданием больницы данный ей номер. После третьего гудка включился автоответчик: «Спасибо за звонок в ТНТ. После звукового сигнала наберите сначала свой код, затем код абонента». В качестве звукового сигнала прозвучал исполненный на горне сигнал атаки, за которым последовал вопль Рыжего Фредди: «Долой правительство!»

Нина набрала код. Послышалось два щелчка, затем звук автонабора.

В бункере, находящемся тремястами милями к северу, телефон прозвонил дважды, прежде чем Шармэн отложила исследование, которое читала, и ответила мягким: «Слушаю».

— Пациент скончался в 11.45, не приходя в сознание.

— Печально, — сказала Шармэн. — Его кто-нибудь навещал?

— Нет, никто.

— Причина смерти установлена?