Мой первый выезд в большой свет был настолько удачен, что мне не так уже страшно было появляться на остальные балы и вечера, которых в ту зиму была целая серия.

M-me Шевич представляла меня всем: «mа nièce la marquise Traversay», и благодаря этому я была приглашена на все балы, которые давались у Хитровых, Уваровых, Лазаревых, Нарышкиных, Сухозанет, Белосельских и Воронцовых.

На бале графа Воронцова-Дашкова был наследник. Он оставался недолго и не танцевал. Это был первый раз, что я его видела после того, как он приезжал юношей в Ревель, с товарищами своими Виельгорским и Паткулем. Помню, как мы девочками бегали в Екатеринталь, где, стоя перед балконом, любовались цесаревичем. Могла ли я думать тогда, что со временем и я буду близка ко двору.

В этот вечер я танцевала с Ш. Во время танца он поразил меня вопросом, слышала ли я, что в Петербурге распространился слух, будто я его невеста. Вспомнив рассказанный мне братом его в Гельсингфорсе эпизод его с матерью, когда он намеревался ехать просить моей руки, я чуть не расхохоталась, но, к счастью, удержалась и сказала, смеясь, что эта новость до меня еще не дошла, и надеюсь, этот нелепый слух не распространится. Он же может быть совершенно спокоен; я приехала сюда повеселиться, но отнюдь не подыскивать себе женихов. Если же решусь когда-нибудь выйти замуж, то не иначе, как по любви, и предпочту военного статскому. «Как это лестно для нас, статских», – ответил он с поклоном и иронической улыбкой. «Простите мою откровенность, – сказала я, – но я всегда говорю то, что думаю, хотя откровенность бывает иногда неуместна». Я сильно подозреваю, что переданный мне слух был придуман им самим.

На танцевальном вечере у Хитровых я была одета довольно просто: в белом кисейном платье со складками и белым пунцовым цветком на голове. Вероятно, благодаря моей французской фамилии вообразили себе, что я приехала из Парижа, окружили меня, как только я вошла в гостиную, начали восторгаться моим платьем, нашли в нем un cachet parisien и уверяли, что только там умеют одеваться со вкусом. Когда я сказала, что платье сшито дома и в Париже я никогда не была, то верить не хотели, утверждая, что даже выговор у меня парижский, хотя он ничем не отличался от выговора других.

На этом вечере Шернваль подошел ко мне во время кадрили и, поздоровавшись, представил приятеля своего Паткуля, считая нужным прибавить о его качествах: «очень добрый, милый, но ветреный молодой человек». На это я спросила, всегда ли он представляет своих друзей с подобными аттестатами.

В разговоре Паткуль сказал, что видел меня на бале графа Воронцова, где он был с наследником, который оставался недолго, и Паткуль, как дежурный, уехал вместе с его высочеством. Все танцы были мною заранее обещаны, а с ним удалось сделать только несколько туров вальса. На память свою трудно было рассчитывать, поэтому дамы имели очень маленькие книжки в оправе слоновой кости, в которых записывалось, на каком балу, с кем и что танцуешь.

На приглашение его дать ему какой-нибудь танец на один из предстоящих балов я ни одного обещать не могла: все были обещаны заранее.

Следующий бал был в дворянском собрании; я была в белом креповом платье с розовым венком на голове, а мои две густые косы, спущенные петлей к затылку, придерживались воткнутым кинжалом, рукоятка которого была украшена цветными камнями (подарок m-me Шевич). Когда раздался сигнал мазурки, моего кавалера еще не было, и я обещала Паткулю танцевать с ним, если тот не явится. Но в ту же минуту подлетел Феншау (конногренадер) с извинением, что не подоспел вовремя, объяснив, что задержка была за лошадьми, которых он с трудом достал в Петергофе. Паткуль выразил ему свое сожаление, что благодаря его приезду не может танцевать мазурку со мной, но просил его оставить ему место возле нас, пока он пойдет отыскивать себе даму.

Во время фигуры с qualités граф Иван А. Апраксин, выбрав меня и вторую даму, спросил, какими qualités мы будем. Я ответила: «caprice du sort», а другая выбрала «caprice des dames». Не спросив нас, к кому подвести, и не предупредив, он прямо направился к наследнику. На просьбу мою подвести нас к простому смертному он вполголоса сказал мне: «Это по желанию его высочества». Наследник выбрал caprice des dames и протянул мне руку. «Pardon, monseigneur, се n’est pas moi», сказала я великому князю. Взглянув на Апраксина как бы вопросительно, он пошел танцевать с той дамой, а Апраксин, ударив себя по лбу, проговорил: «Ах, я телятина! телятина!». Когда я спросила, за что он себя так величает, он сказал: «Условлено было, что вас назову первой».

Не прошло и двух минут, как подводят ко мне наследника. Когда дама, подведшая ко мне кавалеров, сказала: «Caprice du sort», было бы чересчур наивно не понять, что это его высочество. Танцуя со мной, он сказал: «C’est au caprice du sort que je dons le plaisir de faire votre connaissance». Доведя меня до места, он сказал несколько любезных слов и отошел в противоположный конец зала, где стоял государь и великий князь Михаил Павлович.

Паткуль просил меня, когда дойдет до нас очередь, выбрать наследника. Я долго не соглашалась, но когда он мне сказал по секрету, что это – по желанию его высочества, отказать было нельзя. Откуда у меня явилась храбрость, не знаю. Взяв Паткуля за руку, мы прошли весь зал.

Сделав низкий поклон государю, возле которого стоял наследник, я спросила его высочество: смею ли побеспокоить его. Он поспешил снять саблю, которую взял у него государь, а шляпу – великий князь Михаил Павлович. Когда я подвела своих кавалеров к даме, та, понятно, выбрала того, которого я назвала первым. Так как эта дама была моей соседкой за мазуркой, то наследник, доведя ее до места, остался некоторое время стоять около нас.

Между тем начали показываться маски, подходили, интриговали или просто стояли из любопытства и желанья видеть ближе красавца наследника. В один из туров мазурки мой кавалер так быстро повернул меня, что кинжал выпал из косы почти к ногам наследника. Я так быстро нагнулась, что подняла его сама, хотя многие бросились за ним, и воткнула себе в голову. Маска, стоявшая за мной, спросила, чье сердце я намерена была пронзить, на что я не задумалась ответить: «Если бы знала, кто под маской, то сказала бы – ваше». Послышалось «браво», а маска, в одежде капуцина, сложив крестообразно руки на груди, проговорила со вздохом: «Мое давно ранено вами». Это было сказано так комично, что невольно все рассмеялись.

Наследник, вспомнив, что государь держит его саблю, а дядя – шляпу, направился к ним быстрыми шагами.

С наплывом масок танцы прекратились; m-me Шевич взяла меня под руку, и мы уселись на одной из верхних скамеек залы, чтобы лучше видеть, как прохаживаются маски. Вскоре подошли к нам Мятлев, Паткуль и граф Апраксин, предлагая пройтись по галерее. Апраксина, взял под руку m-me Шевич, Мятлев – меня, а Паткуль шел возле меня. Приведя нас в одну из комнат, где сидел с маской великий князь Михаил Павлович, Мятлев усадил нас и, взяв слово от m-me Шевич, что мы дождемся его возвращения, вышел опять в зал. Не прошло и пяти минут, как вошел наследник, за ним Мятлев и целая толпа любопытных.

Мы встали, когда подошел к нам великий князь, но он заставил нас сесть, а сам стоя разговаривал с нами. Вдруг Мятлев попросил наследника позволить ему прочесть стихи, которые он посвятил мне, и на одобрительный ответ он начал декламировать. Не знаю, что я готова была бы дать, чтоб избавиться от такой пытки; я не знала, куда смотреть, наконец мне стало невтерпеж, я чувствовала, что расплачусь, и решилась просить его высочество приказать Мятлеву не продолжать. Вероятно, по выражению моего лица и глаз наследник понял, что это мне в тягость, и сказал Мятлеву: «Ты доскажешь мне их в другой раз». Вскоре после этого наследник простился с нами, и мы уехали домой.