Подошла У Цюсян с двумя бутылками «Тигрёнка» и парой пачек «Доброго приятеля». За ней следовала Хучжу, в правой руке она несла огурцы с толчёным чесноком и свиными ушами, а в левой — жареный рис с арахисом. У Цюсян поставила вино на стол, положила перед Яном Седьмым сигареты и язвительно бросила:

— Не переживай, эти два блюда — подарок от меня братьям Сунь под вино, в твой счёт включено не будет.

— Ты, хозяйка, старину Яна ни во что не ставишь. — И Ян Седьмой хлопнул по карману, как по барабану. — Старина Ян не богатей, но за огурцы расплатиться есть чем.

— Знаю, что ты при деньгах, — кивнула Цюсян. — Но этими блюдами я к братьям Сунь подлизываюсь: думаю, ваш этот острый соус «хун» может стать популярным.

Хучжу поставила блюда перед братьями. Они торопливо вскочили:

— Сестрица, стоило ли беспокоиться, своими руками…

— Всё равно без дела сижу, решила помочь вот… — улыбнулась Хучжу.

— Хозяюшка, что же ты одного большого лаобаня привечаешь? И за нами поухаживала бы, что ли! — обратился с другого столика У Юань. Незамысловатым меню в пластиковой обложке он отмахивался от белых мотыльков. — Заказ сделать хотим.

— Выпейте как следует, нечего его деньги экономить. — Цюсян налила братьям, глянув искоса на Яна Седьмого. — Поухаживала я в прошлом за этими мерзавцами.

— Мерзавцы эти хлебнули по полной, да и жить им немного осталось, наверное, — заметил Ян Седьмой.

— Помещик, богатей, командир самообороны, предатель, контрреволюционер… — полушутя-полусерьёзно перечисляла У Цюсян, показывая на сидевших за другим столиком. — «Мерзавцы» Симэньтуни почти в полном составе, вот это да. И чего собрались, затеяли что? Бунтовать задумали?

— Ты, хозяюшка, не забывай, что сама у тирана-помещика в наложницах была!

— Я не вы, я дело другое.

— Другое не другое, а все эти твои именования, все ярлыки — контрреволюционные, наследственные, зловещие — уже в прошлом, — заявил У Юань. — Теперь мы такие же, как все, честные члены народной коммуны!

— Уже год, как ярлыки сняли, — добавил Юй Уфу.

— На учёте уже не состоим, — подал голос Чжан Дачжуан.

— И плетьми больше никто не вытягивает, — негромко проговорил Тянь Гуй, ещё с некоторой опаской глянув в сторону Яна Седьмого.

— Сегодня год, как с нас сняли ярлыки и вернули статус граждан. Для таких, как мы, кто больше тридцати лет под надзором, очень знаменательный день, — продолжал У Юань. — Вот мы и собрались пропустить чарочку другую. Не то чтобы праздновать, просто на пару чарок…

— Во сне о таком не мечтали, — захлопал покрасневшими глазами Юй Уфу. — Во сне не мечтали…

— А я, недостойный, с прошлой зимы в Народно-освободительной армии, в армии я… — сдерживая слёзы, пробормотал Тянь Гуй. — Новый год когда праздновали, партсекретарь Цзиньлун собственной рукой на ворота табличку «Знак почёта» повесил…

— Спасибо мудрому вождю председателю Хуа![236]— добавил Чжан Дачжуан.

— Хозяюшка, — снова заговорил У Юань, — мы народ такой: животы набиваем, как мешки травой, что ешь, то и вкусно. Ты уж сама смотри, что подашь, то и хорошо. Мы все уже поужинали, не голодны…

— Нужно уж отметить как следует, — сменила тон Цюсян. — По правде сказать, я ведь тоже считаюсь женой помещика, но вот повезло, Хуан Тун облагодетельствовал. Да и что ни говори, наш почтенный секретарь Хун — славный человек, в другой деревне мы с Инчунь так бы не отделались.

— Мама, ну что ты разболталась? — толкнула её сзади Хучжу, которая подошла с чайником и чашками.

А потом улыбнулась сидящим за столиком:

— Дядюшки, выпейте сначала чаю!

— Можете не сомневаться, обслужу, — добавила Цюсян.

— Верим, верим, — откликнулся У Юань. — Хучжу, ты вот жена партсекретаря, а сама нам чай наливаешь, сорок лет назад о таком и подумать страшно было.

— Да чего вспоминать, что было сорок лет назад? — пробурчал Чжан Дачжуан. — Пару лет назад, и то подумать о таком не смели…

— Ох, сколько наговорил, не хочешь ли и ты пару слов сказать? — предложил Большеголовый. — Посетовать на что, повздыхать?

Но я покачал головой:

— Цзефан лучше помолчит.

Я без устали описываю тебе, Лань Цзефан, то, что происходило в тот вечер во дворе усадьбы Симэнь, передаю, что слышал и видел в обличье свиньи, чтобы подвести рассказ к одному человеку, человеку очень важному — к Хун Тайюэ. Когда построили новое здание конторы большой производственной бригады, в её бывшем помещении, в пяти комнатах Симэнь Нао, стали жить Цзиньлун с Хучжу. Кроме того, объявляя о снятии ярлыков со всех реакционных элементов в деревне, Цзиньлун сообщил также, что теперь его фамилия не Лань, а Симэнь. Тайный смысл всего этого поверг верного старого революционера Хун Тайюэ в полное недоумение. Он тогда как раз по улице прохаживался. Телесериал закончился, строгий блюститель правил У Фан, несмотря на ворчание молодёжи, решительно выключил телевизор и занёс в помещение.

— Гоминьдановец старый, — вполголоса выругался один молодой человек, немного знакомый с историей. — Как тебя только коммунисты к стенке не поставили?

Старик У Фан на эти злобные слова и ухом не повёл, хоть и не глухой. Ярко светила луна, погода приятная, и молодые люди, которым нечем было заняться, слонялись по улице. Одни заигрывали с девицами, другие, усевшись на корточках под фонарём, резались в карты. А один разглагольствовал, гнусаво как гусак:

— А Шань Бао сегодня в городе приз огрёб, мотоцикл в лотерею выиграл, не обмыть ли ему с нами это дело?!

— Обмыть, очень даже обмыть. Деньгу шальную трать всегда, не то в дом придёт беда. Шань Бао, айда в ресторанчик Цюсян!

Несколько человек подошли к игравшему в карты под фонарём Шань Бао и стали поднимать его. Тот сопротивлялся, отмахиваясь, как богомол, и ругался с искривлённым от злобы лицом:

— Ага, как же, выиграл этот сукин сын, целый мотоцикл в лотерею выиграл!

— Эка сдрейфил, скорее сукиным сыном себя назовёт, чем признается!

— Хотел бы я выиграть… — пробормотал под нос Шань Бао и вдруг заорал: — Да, выиграл я приз, целую машину, чтоб вам лопнуть от злости, ублюдки! — И, откинувшись спиной на столб, рассерженно бросил: — Всё, больше не играю, пошёл домой спать, а то ведь завтра с утра в город за призом ехать!

Все дружно расхохотались. А гнусавый предложил:

— Не будем Шань Бао мучить, у него жёнушка куда как расчётливая. Скинемся по паре юаней и к Цюсян. Вечер такой чудный, у кого жена есть, те домой спать, а неженатым чем заняться? С самолётным штурвалом забавляться? Большой партизанский затвор передёргивать?