– Мне будет приятно думать, дорогая мисс Тротвуд, что кто-то ждет от нас вестей, – сказала та. – Я хотела бы верить, что и наш старый друг, мистер Копперфилд, не откажется получить известие от той, которая знала его, когда близнецы еще не подозревали о своем существовании.

Я сказал, что был бы рад, если бы она мне написала при первой возможности.

– Слава богу, таких возможностей будет немало, – заметил мистер Микобер. – В это время года на океане полным-полно кораблей, и мы, несомненно, встретим их сколько угодно. Все пути скрещиваются, – тут мистер Микобер поиграл моноклем. – Расстояние – одно воображение.

Теперь мне кажется, что в этом был весь мистер Микобер: когда предстояло ему ехать из Лондона в Кентербери, он говорил о поездке так, словно отправлялся на край земли, а тут, перед его путешествием из Англии в Австралию, казалось, будто он собирается пересечь Ламанш.

– Во время путешествия, – продолжал мистер Микобер, – я постараюсь иногда рассказывать им разные истории, а собравшись у кухонного огонька, приятно будет послушать песенки моего старшего сына; если же миссис Микобер не будет тошнить, – покорнейше прошу простить такое выражение! – она угостит их «Крошкой Тэффлин».[39]Конечно, прямо по носу мы увидим морских свиней и дельфинов, а по правому и левому борту массу всяких интересных вещей. Короче говоря, – заключил мистер Микобер, и вид у него был элегантный, как в былые времена, – под нами и над нами будет столь много любопытного, что, когда вахтенный крикнет с грот-мачты: «Земля!» – мы будем весьма удивлены!

С этими словами он осушил до дна свою оловянную кружку, словно уже совершил путешествие и блестяще выдержал испытание перед лучшими знатоками морского дела.

– А я, мой дорогой Копперфилд, – сказала миссис Микобер, – очень надеюсь, что настанет день, когда отпрыски нашего семейства вернутся на родину. Не хмурьтесь, Микобер! Я говорю не о нашем семействе, а о детях наших детей. Черешок, конечно, пустит крепкие корни, но я не могу забыть дерева, с которого его срезали. А когда наш род станет славным и богатым, признаюсь вам, мне бы хотелось, чтобы эти богатства потекли в денежные сундуки Британии!

– Пусть Британия выкручивается, как знает, моя дорогая, – вставил мистер Микобер. – Должен сказать, что она ровно ничего для меня не сделала, и меня не очень беспокоит то, о чем вы говорите.

– Вы не правы, Микобер! – сказала миссис Микобер. – Вы уезжаете, Микобер, в эту далекую страну не для того, чтобы ослабить узы, связывающие вас с Альбионом, а для того, чтобы их укрепить!

– Повторяю, любовь моя, – отозвался мистер Микобер, – из-за этих самых уз я не обязан пренебрегать другими узами.

– А я снова говорю вам, Микобер: вы не правы. Вы не знаете сами, на что вы способны, Микобер. Именно ваши способности – порукою тому, что шаг, который вы ныне предпринимаете, укрепит узы, связывающие вас с Альбионом.

Мистер Микобер, нахмурившись, сидел в кресле; он не совсем был согласен со взглядами миссис Микобер, но весьма чувствительно отнесся к ее предвидению.

– Мой дорогой мистер Копперфилд, я хочу, чтобы мистер Микобер понял, каково его положение, – продолжала миссис Микобер. – Мне кажется крайне важным, чтобы мистер Микобер с момента своего отплытия понял, каково его положение. Вы давно знаете меня, дорогой мистер Копперфилд, и вам известно, что по натуре своей я не так склонна увлекаться, как мистер Микобер. Скорее я женщина практическая, если можно так выразиться.

Я знаю – это будет долгое путешествие. Я знаю – нам придется вынести много неудобств и лишений. Я не закрываю на это глаза. Но вместе с тем я знаю, каков мистер Микобер, знаю, на что он способен. И потому-то я считаю очень важным, чтобы мистер Микобер понял, каково его положение.

– Любовь моя, разрешите мне заметить, что мне решительно невозможно в данный момент понять, каково мое положение, – вставил мистер Микобер.

– Я не согласна с этим, Микобер, – сказала она. – Не совсем согласна. У мистера Микобера, дорогой мой мистер Копперфилд, положение не такое, как у всех. Мистер Микобер отправляется в далекую страну для того, чтобы его сразу там поняли и оценили. Я хочу, чтобы мистер Микобер занял бы свое место на носу корабля и твердо сказал: «Я еду покорить эту страну! У вас есть отличия? У вас есть богатства? У вас есть очень прибыльные должности? А ну давайте-ка их сюда! Все это – мое!»

Мистер Микобер обвел нас всех взглядом; казалось, он думал, что это вполне здравая идея.

– Скажу яснее: я хочу, чтобы мистер Микобер стал Цезарем своей фортуны! – убежденно сказала миссис Микобер. – Вот каким, на мой взгляд, должно быть его положение, дорогой мой мистер Копперфилд. Я хочу, чтобы мистер Микобер занял свое место на носу корабля и твердо сказал: «Довольно промедлений! Довольно разочарований! Довольно безденежья! Все это было на старой родине. Теперь у меня новая. Вы должны мне дать возмещение. А ну-ка давайте его!»

Мистер Микобер решительно скрестил на груди руки, словно уже стоял на голове фигуры, украшающей нос корабля.

– А если мистер Микобер сделает именно так, если он поймет, каково его положение, разве я не права, утверждая, что он укрепит, а не ослабит узы, связывающие его с Британией? Разве не достигнет родины влияние выдающегося человека, который возвысится в другом полушарии? Неужели я так слабодушна, что могу вообразить, будто мистер Микобер, проявив свои таланты и завоевав жезл власти в Австралии, будет ничто в Англии?

Да, я – женщина, но я буду недостойна себя и моего папы, если окажусь повинной в таком нелепом слабодушии.

Миссис Микобер столь была убеждена в неотразимости своих доводов, что тон ее стал превыспренним, чего раньше мне не приходилось замечать.

– Вот почему я хочу еще больше, чтобы в будущем мы снова могли вернуться на родину, – продолжала миссис Микобер. – Имя мистера Микобера может попасть на страницы Истории – должна сознаться, я считаю это очень возможным, – и вот тогда он должен будет вернуться в страну, которая дала ему возможность родиться, но не дала никакой работы!

– Дорогая моя, как меня трогает ваша любовь! – отозвался мистер Микобер. – Я всегда доверял вашему здравому смыслу. Будь что будет. Боже избави, чтобы я когда-нибудь лишил мою родину хотя бы частицы богатств, которые накопят наши потомки!

– Прекрасно! – сказала бабушка и кивнула головой в сторону мистера Пегготи. – Пью за всех вас. Да будут успешны все ваши дела!

Мистер Пегготи спустил на пол обоих детей, примостившихся у него на коленях, и вместе с мистером и миссис Микобер выпил за здоровье всех нас, а когда он сердечно пожал руки Микоберам и светлая улыбка озарила его загорелое лицо, я почувствовал, что он пойдет своей дорогой, завоюет себе доброе имя, и, где бы он ни оказался, его всюду будут любить.

Даже младшим детям было разрешено погрузить в кружку мистера Микобера свои деревянные ложки и выпить за наше здоровье. Вслед за этим бабушка вместе с Агнес встала, чтобы проститься с эмигрантами. Это было грустное прощанье. Все плакали, дети вцепились в платье Агнес и не хотели с ней расставаться, и мы оставили бедную миссис Микобер в отчаянии; она рыдала при свете тусклой свечи, благодаря которой комната могла казаться с реки каким-то жалким маяком.