превосходным. Мы собрали его, промыли и после пяти часов труда получили около унции золота, то есть зара­ботали примерно девяносто—сто франков.

Отыскав наконец-то хорошее место, мы решили тут и остаться.

В палатку мы вернулись в более веселом расположе­нии духа, чем накануне, питая надежду, что завтрашний день будет еще удачнее, ведь сегодняшняя работа про­должалась всего пять часов, а на следующий день мы предполагали работать вдвое дольше.

Этим вечером мы позаботились о том, чтобы привя­зать мулов поближе к палатке и развести хороший костер. Однако, поскольку у нас было опасение, что нам не хва­тит дров, Тийе взял топор и, пока я готовил ужин, отпра­вился за хворостом.

Десять минут спустя я увидел при свете луны, как он возвращается к палатке: никакого хвороста в руках у него не было, и он пятился назад, явно сосредоточив все свое внимание на каком-то предмете и отыскивая его взгля­дом в вечерней полутьме.

— Эй! — окликнул я его. — Что случилось?

— Случилось то, — ответил он мне, — что мы оказа­лись посреди волчьей стаи и в этот вечер они нас учу­яли.

— Ну и ну!

— Да, дорогой мой, и я только что видел одного ...

— Волка?

— Да, он спускался с горы. Мы одновременно заме­тили друг друга, и оба остановились.

— Где же?

— Шагах в ста отсюда. Поскольку ни он, ни я не дви­гались, мне подумалось, что так может продолжаться бесконечно и ты начнешь беспокоиться, так что я вер­нулся.

— А он?

— Не видя меня больше, он, должно быть, продолжил свой путь.

— Возьмем ружья и пойдем посмотрим поближе.

Мы взяли ружья: со вчерашнего дня они были заря­жены пулями. Тийе шел впереди, а я следом за ним.

Шагах в тридцати от реки Тийе остановился и, знаком велев мне хранить молчание, указал пальцем на волка, который сидел на берегу небольшого ручейка, под пря­мым углом впадающего в Мерфис.

Сомневаться не приходилось: его глаза, устремленные на нас, горели в ночи как раскаленные угли.

В одно и то же мгновение мы опустили наши ружья, и два выстрела раздались одновременно.

Волк упал головой вперед и скатился в ручей.

Два выстрела, слившись воедино, отозвались в горах ужасающим эхом.

Мы подошли к волку. Он был мертв. Обе пули попали в него: одна угодила ему в шею, другая — в грудь.

Мы дотащили его до палатки.

Ночь была ужасной: волки целыми стаями бродили вокруг нас. Испуганные мулы дрожали всем телом.

Наш костер удерживал волков на расстоянии, однако мы ни на мгновение не сомкнули глаз.

IX. АМЕРИКАНЦЫ

Невозможно было даже подумать о том, чтобы оставаться там, где мы находились: волки, которых удалось отогнать на одну ночь, могли вернуться назад в последующие ночи, набраться храбрости, загрызть наших мулов и загрызть нас самих.

Однако цель нашего приезда в Калифорнию состояла не в этом.

Так что на следующий день мы продолжали двигаться вниз по течению, рыть шурфы и устраивать каньяды.

Золото нам попадалось, но в очень малых количествах, не более чем на франк в лотке. Определенно, ни одно другое место не могло сравниться с тем, какое мы поки­нули. И потому, хотя и помня о волках, но осмелев при свете дня, мы задавали себе вопрос, а не следует ли нам туда вернуться, как вдруг нашим глазам предстал черный медведь, спокойно спускавшийся с горы.

Искушение было велико, и нами овладело сильное желание подстрелить зверя, однако нас удержала от этого весьма распространенное в Калифорнии поверье. Индейцы утверждают, что медведь, раненный охотником, вернется к другим медведям и все вместе они нападут на него.

Такое казалось совершенно неправдоподобным, но мы еще не были приспособлены к безлюдью и одиночеству, и недостаточная привычка к жизни в этой новой стране делала нас слегка боязливыми.

В итоге было решено вернуться прямо в Пасо дель Пино и работать там.

Мы собрали палатку, вновь нагрузили мулов, сориен­тировались и снова тронулись в путь.

На следующий день мы увидели в зеленеющей складке местности пасущуюся косулю. Выстрелив оба, мы убили ее двумя пулями.

Это давало нам возможность не только сберечь деньги, но и заработать их.

Разрубив косулю на куски, мы нагрузили мясо на мулов и половину его продали за двадцать пять пиастров в Пасо дель Пино.

Вернувшись в исходную точку, мы увидели, что нача­тый нами труд был продолжен другими, а затем забро­шен из-за отсутствия инструментов.

Все старатели находили золото, но маломальского успеха добивались только те, кто объединялся в крупные товарищества. Однако такие товарищества, а скорее, обязательства, к которым они вас принуждают, непри­емлемы для французского характера, тогда как амери­канцы, напротив, словно созданы для того, чтобы всту­пать в подобные сообщества.

Именно здесь я увидел пример алчности врачей. Забо­лел один американец: он послал за доктором, тоже аме­риканцем. Доктор трижды навестил его и потребовал за каждый свой визит унцию золота. Он продал больному хинин и попросил за него две унции. Все вместе это составило около четырехсот восьмидесяти франков.

Отсюда следует вывод, что если дело происходит в Калифорнии, то больной скорее предпочтет умереть, чем вызвать врача.

В Пасо дель Пино нас, старателей, было, наверное, сто двадцать или сто тридцать человек.

Тем временем тридцать три француза, жители Бордо и Парижа, объединились и чуть ниже лагеря изменили течение реки.

Эта работа заняла у них четыре месяца.

В ходе ее они израсходовали всю имевшуюся у них провизию и потратили все свои деньги.

Но в тот момент, когда они должны были пожинать плоды своего тяжелого труда, сто двадцать американцев, только и дожидавшихся этой минуты, предстали перед ними и заявили им, что Пасо дель Пино захвачено аме­риканцами, что здешняя река — американская и, следо­вательно, никто, кроме американцев, не имеет права менять ее течение; стало быть, французы должны убраться отсюда, а в противном случае, поскольку американцев сто двадцать человек и они вооружены до зубов, ни один француз живым из реки не выйдет.

Французы действовали по закону, но, так как алькальд был американцем, он, естественно, встал на сторону своих соотечественников.

Французам пришлось уступить. Одни вернулись в Сан- Франциско, другие направились в Сонору, третьи — в Мерфис, ну а прочие остались заниматься каньядами, чтобы не возвращаться назад окончательно обнища­вшими.

Впрочем, грабеж не принес американцам удачи. Слух об этом захвате разнесся по окрестностям; все французы из Мормона и Джеймстауна сбежались, укрылись между двумя горами и за ночь вернули реку в ее естественное состояние.

Наутро американцы обнаружили, что река Пасо