В итоге никто не получил выгоды от четырехмесячного труда, который, наверное, мог бы принести миллион.

Ну а мы, видя, что в Пасо дель Пино делать нам больше нечего, вернулись в лагерь Соноры, туда, где аль­кальд в первый раз предоставил нам участок.

Выше уже было сказано, что расстояние между Пасо дель Пино и Сонорой составляло от трех до четырех льё.

Мы прибыли туда в одиннадцать часов вечера, поста­вили палатку на том же самом месте, что и раньше, и занялись приготовлением ужина, который за все это время ни разу не претерпевал изменений и, за исключе­нием добавки в виде дичи, всегда состоял из окорока и фасоли.

На следующий день мы решили работать в каньяде, носящей название Крёзо; эта каньяда была проложена в глиноземе, перемешанном с глинистым и аспидным сланцем, который встречается в виде тонких пластинок и растворяется в воде.

Здесь мы с Тийе могли добывать золота примерно на восемьдесят франков в день. Именно столько нам требо­валось теперь на расходы, поскольку наши запасы про­визии были уже почти исчерпаны.

Тем не менее мы работали так целую неделю, с утра понедельника до субботнего вечера.

Воскресенье служит на прииске выходным днем, и все прекращают работу. Мы решили посвятить этот свобод­ный день охоте.

Но дичь тоже начала иссякать и укрываться в горах.

Однако нам все же удалось подстрелить двух или трех фазанов и несколько очаровательных хохлатых куропа­ток, о которых уже шла речь.

Вечером мы вернулись в лагерь, печалясь из-за опасе­ния, что и охота не сможет нас прокормить.

На обратном пути мы подобрали несчастного фран­цузского повара. Он сбежал с китобойного судна, вооб­разив, что в Калифорнии, для того чтобы разбогатеть, достаточно лишь покопать лопатой землю. Мы постара­лись исправить его представления на этот счет.

Он принес с собой одеяло: никакого другого имуще­ства у него не было.

В течение нескольких дней он пользовался нашими припасами и нашей охотничьей добычей. Но с другой стороны, поскольку повар говорил по-мексикански, мы рассудили, что он может быть нам полезен.

И когда прошло несколько дней испытательного срока и мы убедились, что по своему характеру этот человек нам подходит, он был принят в наше товарищество.

Помимо исполнения своих обязанностей переводчика, повар оказывал нам одну неоценимую услугу.

Он выпекал нам хлеб и научил нас, как это делать.

Хлеб замешивался в старательском лотке. Поскольку дрожжей у нас не было, нам следовало обходиться без них; мы раскладывали на земле слой раскаленных углей и на них клали тесто, закрывая его сверху горячей золой, как делали бы это с картофелем; когда хлеб испекался, его скоблили, счищая с него золу.

Хлеб получался очень тяжелый и неудобоваримый, но это давало экономию: его меньше можно было съесть.

На приисках мука стоила от пятидесяти пяти су до трех франков за фунт.

В понедельник утром мы решили выкопать новый шурф и отправились в лагерь Яки, находившийся по соседству с Сонорой. Там мы увидели пятьсот или шесть­сот человек, обосновавшихся на этом месте прежде нас.

Нас прельстили превосходные образчики золота, кото­рые там были найдены.

Мы вырыли шурф. На первых четырех футах в нем обнаружился лишь серый грунт, по виду напоминавший скорее продукт вулканического происхождения, чем землю в прямом смысле этого слова. Мы знали, что золота такой грунт не содержит, и потому считали бес­полезным его промывать.

После серого грунта показалась красноватая земля, и начался процесс промывки.

Нам удалось добыть золота уже примерно на восемь пиастров, как вдруг Тийе нашел самородок, весивший, должно быть, четыре унции.

Это соответствовало приблизительно тремстам вось­мидесяти франкам, причем полученным нами за один раз.

На радостях мы купили бутылку бордо сен-жюльен, которая обошлась нам в пять пиастров.

Произошло это 24 мая.

Эта находка вернула нам весь наш первоначальный пыл. Мы принялись изо всех сил орудовать киркой и за три дня втроем извлекли золота на две тысячи четыреста франков.

Однако утром 27 мая, отправившись на работу, мы увидели вывешенное на деревьях объявление.

В нем говорилось, что начиная с 27 мая ни один ино­странец не получит права копать землю, пока он не заплатит американскому правительству налог в двадцать пиастров за каждого старателя, работающего в шурфе.

Все принялись раздумывать, поскольку теперь прихо­дилось рисковать не своим временем, а деньгами, при­чем довольно значительными и выплачиваемыми вперед. Наш шурф расширялся и вскоре должен был соединиться с соседними. Так что нам предстояло отдать шестьдесят пиастров за то, чтобы сохранить его за собой или вырыть новый.

Около десяти часов утра, когда мы все еще продол­жали совещаться по поводу наших дальнейших действий, показался отряд вооруженных американцев, приступи­вших к сбору налога.

Все старатели отказались платить.

Это был сигнал к началу военных действий.

Нас, французов, было всего сто двадцать или сто три­дцать человек.

Однако к нам присоединились все находившиеся на приисках мексиканцы, которые заявили, что они явля­ются владельцами земли в такой же степени, как и аме­риканцы.

Мексиканцев было около четырех тысяч, что вместе с другими старателями составляло довольно внушительную силу, учитывая, что американцев явилось в общей слож­ности не более двух с половиной или трех тысяч.

Мексиканцы обратились к нам с предложением ока­зать сопротивление американскому отряду, сформировав небольшую армию. Нам, французам, предлагались глав­ные должности в этой армии.

К несчастью, а скорее, к счастью, мы знали, с кем имели дело: при первом же более или менее серьезном сражении они бросили бы нас, и все легло бы на наши плечи.

Мы отказались.

Начиная с этой минуты находиться на приисках стало опасно. Каждый день разносились слухи о новых убий­ствах, причем не одном, а трех или четырех сразу, совер­шенных то мексиканцами, то американцами.

Однако убивали они по-разному.

Американцы подходили к краю шурфа и без всяких разговоров убивали рудокопа выстрелом из пистолета.

Если напарник рудокопа, занимавшийся промывкой грунта, хотел прийти на помощь своему товарищу, его убивали выстрелом из карабина.

Мексиканец же — а почти все мексиканцы были из провинции Сонора, — напротив, подходил с дружеским видом, заводил разговор, спрашивал, как идет работа, интересовался, удачным или неудачным оказался шурф, и, продолжая беседу, убивал своего собеседника ударом ножа.

Так убили двух наших соотечественников, но, правда, сделали это американцы.

На нас хотели напасть двое мексиканцев, но им крупно не повезло.

Мы убили обоих.

Затем, видя, что в конечном счете все это превраща­ется в бойню, в которой нам неизбежно придется сло­жить свою голову, мы отправили гонцов в Мормон, Мер- фис, Джеймстаун и