— Кажется, вы — сумасшедший, — сказал я. — Еще раз — нет.

— Конечно же, да. Выше голову. Все не так страшно, как вам кажется. Народ с нами. Посидите здесь и посмотрите приятные картинки. Я зайду за вами через полчаса. Не забудьте: за дверью человек с револьвером, так что делайте, что вам говорят.

Вместо слова «револьвер» он произнес малескианское слово, имеющее другое значение, но было понятно, что имеется в виду.

— Пока, — сказал я и повернулся к Кориовлу спиной.

Он хихикнул и щелкнул дверью. Я сел и уставился на пустой экран.

Некоторое время спустя я поднялся и, присев на корточки перед экраном, пошарил рукой за панелью управления, как это делал Кориовл. Там оказались гладкие штифты крепления. Я покрутил один из них, и через минуту он свалился мне в ладонь. Просунув кончики пальцев под панель, я потянул ее на себя, и она беззвучно подалась. Я положил панель на стол и присел рядом, чтобы получше рассмотреть ее, еще не вполне осознавая, зачем все это делаю.

«Духовенству, вероятно, тоже есть что сказать, — подумал я. — И прежде чем предпринимать какие-либо шаги, необходимо выслушать и противоположную сторону». Не бывает такого спора, где вся правда — на одной стороне. Мне с детства привили мысль о том, что если какой-либо народ терпит власть тиранов, то в конце концов именно это правительство его и устраивает. А если и не весь народ, то большинство. И я сказал себе: «А теперь, Эдди, разберись-ка с этой штуковиной».

На самом деле все было не так уж сложно. Поскольку я знаком с «чудом» электричества, то обращался с малескианским аналогом телевизора весьма осторожно.

Я не специалист, но все же получил начальные знания по радиомонтажу, когда начинал работать в полу-любительских труппах. Кроме того, я был немного знаком с земным вариантом телевидения. Малескианский аналог, как я скоро убедился, не настолько отличался, вполне можно понять, что к чему. Кориовл, несомненно, не знал, что он делает, выполняя монтаж чисто механически. Каналы телевидения занимают полосу частот в 6000 килогерц, а радио — 10 килогерц. Таков нормальный диапазон частот. В Нью-Йорке, то есть в Раю, верхние частоты этого диапазона можно принимать с помощью адаптеров.

В данном аппарате был установлен такой адаптер. Кориовл просто переставлял контакты. Я проделал то же самое и поменял частоты, однако преуспел больше Кориовла, ведь он пропустил целую полосу высоких частот.

Все очень просто, — правда, только на первый взгляд.

Надо принять во внимание склад ума малескианца. В Малеско — религиозное общество, на Земле же — механистическое. Мышление у малескианцев сформировано так, что они подчас выпускают из цепи рассуждений очень важные связующие звенья, потому что не знают, насколько последние важны. Жители Малеско верят духовенству, как мы верим в технику.

Однако, было бы нелепо утверждать, что мы сами не грешим тем же. Многие ли земляне имеют целостное представление о любом реальном процессе? Многие ли способны себе представить и точно определить процесс изготовления буханки хлеба? Или объяснить, как работает кинескоп с его мозаичными световыми ячейками — настоящее чудо телевидения?

Я включил экран, и он по-деловому быстро засветился, без этой вздорной буквы алхимиков и без музыкального сопровождения. Я понятия не имел, как найти то, что мне нужно, и, более того, не представлял, что, собственно, я хочу увидеть. Я покрутил ручку наугад. На экране появились горы, кое-где усыпанные дрожащими огнями, наверное селениями. В ночном небе сверкал знакомый рисунок звезд, а где-то на краю небосвода виднелось зарево над городом. Не там ли я нахожусь? Может быть, в этом мире существует только один город? Интересно, Малеско — это город, страна или целый мир?

Я снова повернул ручку, и изображение на экране резко сменилось — в объективе камеры оказалось горное селение. Передо мной предстала центральная улица маленького городка, засаженная деревьями, сквозь их листву пробивался свет фонарей.

Таких улиц немало и у меня на родине, правда, здесь не было припаркованных автомобилей, а подростки в странной одежде толпились не возле аптеки, а, кажется, вокруг храма. Я заметил на стенах красных и желтых львов, сверкающих саламандр.

Повернув переключатель еще раз, я посмотрел на встречу малескианских женщин средних лет; по-моему, они читали друг другу стихи. Я посетил театр, где шла постановка «Медеи», чем сначала я был немало поражен, но скоро вспомнил, что творчество Эврипида принадлежит к общему периоду нашей и малескианской истории. Руфус Агрикола вытеснил Клавдия значительно позже. Интересно, что же в действительности произошло в момент раскола? Ведь во времена Калигулы никаких особых чудес не отмечено. Видимо, этот космический раскол высвободил огромное количество энергии.

Мне показалось, что в Малеско нет уголка, куда нельзя было бы заглянуть при помощи чудо-телеэкрана, разумеется, при соответствующей настройке. Сам себе я напоминал паука, который с помощью хитроумных приспособлений следит за всеми обитателями Малеско.

Жрецы ничего не упустили. Удивительно, что они до сих пор не схватили Кориовла, — разве что не хотели. Возможно ли это? Может быть, он не такая уж важная фигура, какой считает себя? И не так уж опасен? Или алхимики достаточно мудры, чтобы выпустить лишний пар?

Я потратил еще минут десять наслаждаясь видами чужого мира. Я парил над Малеско, кружился над чуждым мне миром, над головами ничего не подозревающих людей, которых я никогда больше не увижу и не узнаю. Я переключил экран на Нью-Йорк — ну и странным же было ощущение присутствия в двух местах одновременно. Я почувствовал прилив тоски по дому, когда, сидя в комнате, в чужом мире, рассматривал знакомые улицы недалеко от своего дома.

Я решил получше изучить экран, который представлял мне картины Нью-Йорка, и тут где-то совершил ошибку.

Экран внезапно озарился ослепительным голубым светом, исходящим из правого нижнего угла. Словно солнце вспыхнуло в двух футах от моего лица. Свет был так силен, что слепил глаза, но одновременно так притягателен, что невозможно было оторваться. Я сидел в параличе, лишь боль зигзагами бороздила мозг. Когда свет погас, я закрыл ладонями глаза и сжал лоб, чтобы он не раскололся пополам. В глазах плавали оранжевые амебы. Боль стала утихать, и ко мне вернулся слух. Незнакомый голос настойчиво и все более сердито повторял один и тот же вопрос:

— Что вы здесь делаете? Назовите мне код, прежде чем я…

Сквозь пелену слез я посмотрел на экран и увидел небритое лицо под жреческим шлемом, маленькие раскосые глаза-буравчики, а на уровне груди, в волосатом кулаке — стеклянный цилиндр размером с пинтовую молочную бутылку, испускающий переменчивый свет, как большой рассерженный светлячок.

Я хотел крикнуть: «Не стреляй!», но что-то подсказало мне, что не стоит. Голос мой дрогнет от испуга, и я не смогу этого скрыть. Казалось невероятным, что человек, находящийся на другом конце телевизионного кабеля, выстрелит и убьет меня через трансляционную сеть, однако я только что убедился в его способности причинить мне зло. Так вполне можно даже и убить.