Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так вроде они только клятву приносят, что печати трогать зарекаются, — припомнила рассказ Руслана девушка.
— Так, да не так, — покачал головой немертвый. — Есть помимо этого еще что- то, что господину мешает тело заполучить. Только не спрашивай что именно! Не знаю я. Это мне, пожалуй, у тебя интересоваться надо по этому вопросу.
— Толку-то от меня, — вздохнула печально Баба Яга и попросила. — Продолжай.
— Да, что там продолжать? — устало махнул рукой Змей, но заговорить, заговорил. — Прямислава, почуяв, что волошба развеется скоро, решилась на очередную несусветную глупость. Хоть я ее и отговаривал, но упертая девка на Ратмира какой-то дюже сильный оберег надела, да родичам пацаненка оставила, решив к Бабе Яге в ученицы податься, в надежде, что там найдет способ навсегда сына от господина спрятать. Пришлось к матери ее направить, чтобы глупостей не наделала. С меня Прямислава клятву стребовала, что я за Ратмиром пригляжу, а в случае чего…
На последних словах голос Велимира совсем хриплый стал, что она едва- едва смысл улавливала. Мужчина молчал недолго и вскоре заставил себе до конца все сказать.
— Не допустить я должен был любыми способами, чтобы мальчик в руки господину попал, — через силу молвил немертвый и, злясь явно на себя, как чувствовала Ёжка, закончил. — Словом убить мальчика я обещал! — здесь он спохватился и выпалил быстро. — Ты Прямиславу строго не суди! Ежели был бы другой выход, она бы никогда этого не потребовала! Просто ни она, ни я точно не знали, найдется ли средство, что Ратмира от папашки егойного скроет, а рисковать в таком деле нельзя. Сохранив мальчику жизнь, подвергнуть смертельной опасности сотни других, ни в чем не повинных людей, других детей — это не правильно!
И снова повисло молчание. Златослава пыталась осознать услышанное. Осознать и понять получалось лучше, чем принять поступок дальней родственницы. Баба Яга задумалась, смогла бы она на такое пойти, к смерти собственного ребенка приговорить?! Ответа у нее на этот не находилось, а вот сжать в объятиях Василиску очень хотелось, да только разбудить малютку боялась. Умаялась маленькая, спит-сопит, а тут мамка со своими нежностями лезть решилась!
Злата глубоко вдохнула и выдохнула, успокаиваясь, глянула на солнышко, разогнавшее последние клоки тумана и почти оторвавшееся от горизонта, и перевела взгляд на водную гладь. Там вдалеке прикрытый легким маревом виднелся остров, на котором рос густой зеленый лес, над кронами его возвышался исполинский дуб, чьи могучие ветви терялись в облаках. «Вот он какой — другой берег!» — пронеслась восторженная мысль в Ёжкиной голове.
— В общем, Прямислава оставила сына и отправилась к моей матери, — отвлек от созерцания дальнего острова, голос Велимира. — Там ее я уже не навещал, не хотел, чтобы мать меня увидела. Она меня похоронить успела и оплакала, не нужно было ей знать, в кого сын превратился. Прямислава тоже про меня молчала, да науку ягушенскую постигала усердно. Прошло еще несколько лет. Ратмир рос. волошба в нем тоже и совсем скоро оберег мог не выдержать его силы, тогда-то я и решился к Прямиславе отправиться, сообщить, что плохо дело, да вот только опоздал…. Глупая девчонка! Она не могла смериться с тем, что сыночка ее смертушка ждет, потому и решила собой пожертвовать. Выискала в книгах матери моей упоминание о том, что ежели проклятье на крови наложить на кого-то и перед этим себя никакой волошбой защитной не прикрыть, то проклятие это на проклявшего отразится. А уж коли отразится, то тогда господин Ратмира точно никогда не найдет.
— Не найдет, — хмуро подтвердила Яга, припомнившая упоминание о подобном.
В книгах, что в Избушке-на-Курьих-Ножках сохранились. Златка находила упоминание о проклятиях на крови. Страшное это дело! Ежели проклял кого и защиту не выставил, проклятие на тебе отразится. Проклял соседа до седьмого колена, чтоб, к примеру, парни в роду рождаться перестали, жди и себе подобного, а в довесок кровь у проклинателя меняется, от рода отсекая, как ломоть от краюхи, мол, проклял, вот сам ты и дети твои пусть мучаются, а род тут не причем!
— Карповку она прокляла, да? — хмуро уточнила Златослава. у которой, наконец, начало в голове все проясняться.
— Она. — подтвердил Велимир и даже кивнул для пущей убедительности. — Сильно вредить не стала, хотя могла и на раннюю смерть, к примеру, проклясть.
— Ты ее так выгораживаешь, как родную! — разозлилась Баба Яга ни с того ни с сего, просто случившееся и то что могло еще случиться, злило ее неимоверно, а злость искала выход.
Мужчина ничего не ответил Яге, лишь улыбнулся криво, с какой-то звериной тоской во взгляде рассматривая маленькую Василису. И тут Златка все осознала, а за осознанием пришло чувство вины. Велимир любил Прямиславу! Любил так сильно, что просто не видел ничего плохого в ее поступках! Или просто не желал видеть? Эта боль, которая проскальзывала в голосе Змея еще в начале его повествования, должна была насторожить ее, глупую Ёжку, но она никак докумекать не смогла, пока Велимир ей почти прямо не признался. И теперь Злате стало так нестерпимо жаль этого мужчину, что слезы сами наворачивались на глаза. Как же это, наверное, невыносимо: любить и понимать, что будущего у этой любви просто нет!
— Ладно, я поняла про кровь и отлучение от рода, — тихонечко шмыгнув носом и стараясь говорить твердо, произнесла княжна. — только вот объясни мне, каким боком тут Василиска моя затесалась? Для чего ты ее извести хотел, а?! И лучше бы тебе все складно разъяснить, а то я на тебя очень сердита!
— Не поняла?! — изумился Велимир вполне искренне, пряча свою боль глубже.
— Не-а, — подтвердила Баба Яга. мотнув головой.
— Эта девочка внучка Ратмира и дочь господина, — коротко ответил немертвый, пристально наблюдая за реакцией Златы.
— Етишкин свет! — огорошено выдохнула Ягуся и возмущенно воскликнула. — Вот ведь погань темная! Морана прибери его душу! Везде успел! — выдохнув сквозь стиснутые зубы и успокоившись немного, девушка уже чуть тише спросила. — Все равно не пойму, зачем ты ребенка убить пытался? Кровь ее и так проклята, от рода Кощеева отлучена, так зачем же ты ее в реку бросил, и мать ее убил?
— Чего?! — опешил Змей, ошалело уставившись на Злату. — Кого я убил?! Мать ее?! Да с чего ты вообще это взяла!?
Баба Яга хмуро молчала, пристально глядя ему в глаза и ожидая ответа.
— Не убивал я Даринку! Деду с бабкой бестолочь эту вернул, пусть сами разбираются! — выпалил Велимир, столь же хмуро смотря на Злату.
— Да-а-а?! А мне вот сказывали, что ты ее по лицу ударил, в проход бросил, а потом, вернувшись, нож от крови ейной оттирал! — с вызовом бросила Яга, припомнив рассказ ворона.
— Оплеуху влепил, дело было, — охотно признался мужчина, но сразу же зло добавил, — но не убивал! Кто тебе такое сказанул вообще?!
— Мор, — отозвалась девушка, сдав ворона с потрохами.
— Вот ведь перьевой мешок! — выругался немертвый, но взяв себя в руки, все же решил пояснить. — Дарина, дочка Ратмира, выросла в тереме боярина Микулы Плешковича, дальнего родича Прямиславы по материнской линии, а он, как ты, возможно, знаешь в совет царя Евстея, упокойте Боги его душу, входил. Микула сына Прямиславы за своего собственного выдал, воспитал как родного, женил его, правда, больно рано будто чувствовал чего. Ратмир через полгода после свадебного обряда от лихорадки умер, ему тогда всего и было-то девятнадцать годков. Жена его в тягости Даринкой была, да родив ее в ту же ночь Богам душу отдала. Внучку Микула очень любил, баловал слишком, удержу она не знала, капризная выросла и в Ивана Светорецкого с малолетства влюбленная. А тут ваша помолвка расстроилась и дурочка возомнила, что сможет царевной Светорецкой стать. Микула-то ее частенько с собой в царский терем брал, там она с Иваном и спуталась, понесла от него, а я пень трухлявый ни сном не духом был! Когда узнал, что к чему, уже поздно было, — Велимир вздохнул и продолжил. — Господин тогда тебя, Злата, искал усилено и в Светорецке не появлялся долго, Даринка ему сказать о ребенке не могла, а письмо написать боялась. Как от деда с бабкой свое положение так долго скрыть умудрялась, ума не приложу! Я, как только узнал, отвез дуру эту к знакомой повитухе, чтобы до рождения ребенка она у нее под приглядом была, а та возьми и перед родами сбеги. Нашел ее в сарае сенном, за версту от дома повитухи, рожала она уже. Ох, Пресветлые Боги! Если бы у меня волосы сохранились, я бы в тот день, наверное, поседел! — с жаром и злостью вымолвил мужчина. — Девочка родилась не намного, но до срока, я боялся, что господин кровь свою в ней почует и в тот момент ничего более умного придумать не смог…