Окраины Нижнего Новгорода встретили опричников тягостной сумеречной тишиной. Слух о том, что произошло в Гороховце, обогнал людей Вебера. Он велел отряду, не останавливаясь, направиться к усадьбе, которую занимал князь Семен Ростовский. Он припомнил наказ Малюты:

— Взять изменника и слуг его и, не мешкая, возвращаться назад. Если будет сопротивляться — прикончить не колеблясь.

Опричникам позволение Малюты развязывало руки. Обратный путь всегда тяжелее, вдобавок теперь отряд обременял обоз с награбленным добром. Однако Вебер — опытный военачальник. Он служил королю Сигизмунду-Августу, сражался на стороне ливонцев у стен Риги и под Дерптом. Но никто не платил столь щедро, как владыка Московии. Здесь он почувствовал себя состоятельным человеком. Да и не он один! Земляк Генрих Штаден открыл меховую торговлю, купил несколько домов, окруженных плодоносными садами, а корчма неподалеку от Пожара приносила изрядный доход. В прошлом году начал продавать вино и мед в дальних уголках столицы. В гости на кружку пива и хмельного меда заглядывали приближенные царя. А еще недавно Генрих отбывал натуральную повинность у себя на родине и работал с тачкой на городовом валу. Из-за уголовного преследования вынужден был бежать. Скитался по ливонской земле, воевал в армии польского короля, грабил, сидел в тюрьме, но едва успел перебраться в Россию — сразу превратился в уважаемого человека. Немцев на Руси ценят! Сам царь их привечает.

Эрих Вебер — не хуже. Басманов, когда завербовал в опричники, пообещал солидное вознаграждение и не обманул. После возвращения он продаст старый дом и купит новый.

Недалеко от Москвы приметил боярскую усадьбу. Сквозь голые ветки деревьев виднелись крепкие строения — конюшни и амбары. Болотов посоветовал напроситься в гости.

— Как хозяин приветит, так мы ему и ответим, — лихо пошутил он.

— Узнать, кому принадлежит, — подсказал осторожный Тыртов. — Если из Шуйских или Оболенских, тогда благое дело. Изменников давить — царю служить. Промашки не сделаем!

Так и порешили. Но сперва надо схватить князя Ростовского. Дворни у него с полсотни, он князь из первейших, значит, холопы вооружены хорошо. Выдадут ли заботливого хозяина, или брать с силой придется?

IV

Вломились сразу, без промедления. Черные конники заполнили весь двор. В амбарах принялись шарить, в подклеть забрались, из конюшен начали выгонять лошадей. Болотов прямо с крыльца — в горницу, слуг исполосовал плетью и истошно кричал:

— Где князь? Где государев изменник?

Князь Семен видывал разные виды: в тюрьме сидел, суду был подвержен, каялся, дурачком прикидывался и прощение у Иоанна все-таки вымолил. В Нижний Новгород воеводой послали, держали, несмотря на отмену опалы, под подозрением, но позволяли жить свободно и прошлыми винами — бегством в Литву да союзом с князем Старицким — глаза не кололи.

Болотов поднялся по лестнице и застал князя в спальне за молитвой. Тыртов, который взбежал за ним, схватил старика за плечи и швырнул на пол. В открытые двери доносился женский плач. Там, в опочивальне боярыни, орудовал Вебер, вытряхивая драгоценные украшения в большой кожаный кошель. Эту работу он никому не передоверял. Остальные опричники выносили из дома сундуки, рухлядь, мебель, посуду и быстро грузили на телеги. Неразберихи никакой не поднимали. Опричники нещадно били холопов, в воздухе стоял дикий вой. Свет луны придавал происходящему какую-то необычайно зловещую зрелищность. Запылал дальний амбар. Издали чудилось, что в пламени пляшут черные черти. Князем Семеном пересчитали ступеньки до низу без всяких лишних слов и объяснений, связали веревками и бросили на телегу. Подбежал Вебер и, прежде чем сесть на коня, наклонился к князю и на ломаном русском сообщил:

— По цареву указу тебя, изменника, на суд в Москву велено доставить, а холопов твоих — в застенок.

Аккуратный, законопослушный немчин — не придерешься. Князь в ответ едва простонал. Холопов сбили в кучу и повели прочь со двора. Менее часа продолжалось бесчинство. Никто не сопротивлялся и даже ни о чем не умолял опричников. Вебер сел на коня и взмахнул рукой. Занялся еще один амбар. Однако все ценное успели уложить на телеги. Обоз увеличился, и Вебер подумал, что не худо бы от князя поскорее избавиться — меньше хлопот. Тогда он может пойти налегке в столицу, а обоз оставить под охраной. Тыртов — человек надежный, с Вебером и Болотовым в доле, беречь добро будет и не позволит растащить добытое. Часть награбленного полагалось сдать в казну. За конфискованным следили весьма строго, не позволяя все присваивать. Но и так в сумах да карманах оседало порядочно, и опричники за короткий срок разбогатели.

На желтом, остро пахнущем лошадиной мочой и навозом, истоптанном парком снегу темнела собачья кровь. Сторожевых псов сразу перебили, едва ворвались во двор. Головы с оскаленными клыками угнетающе подействовали на Вебера. Он не любил, когда кто-нибудь из отряда прошивал веревкой открытую пасть и привязывал на грудь лошади, демонстрируя особую преданность царю. Вонь от гниющего мяса раздражала Вебера, но он помалкивал, опасаясь доноса. Вот и сейчас Болотов подвесил крупную голову пса на сбрую. Пусть нижегородцы видят, что есть опричнина и зачем она. Мысль о том, как избавиться от князя, не покидала. Вебер коротко бросил поравнявшемуся с ним Болотову:

— Не станем тащить старого черта в Москву.

Болотов хорошо понял:

— Отъедем подальше. На рассвете и укоротим князя. Тело — в прорубь. Башку изменника…

И он не докончил. Вебер знал, что доказательство смерти преступника надо представить обязательно. Иначе могут заподозрить, что князь откупился. Тогда ничего не спасет. Доносили друг на друга почти открыто, не стыдясь и даже с каким-то азартом. Призывали свидетелей, быстро сообразили, что от напраслины трудно навсегда отбояриться. Пятнышко остается. Напраслина — как банный лист: пристанет — не отдерешь. Но уж если поймали на вранье, тогда держись. Застенка не миновать. А на дыбе язык начнет болтать несусветное да несуразное, и, глядишь, напраслина эта против тебя и обернется. Малюта, когда в опричники принимал, каждого предупреждал сурово:

— Смотри! Раз сбрехал царю — веры больше нет. Но государь милостив, коли вина маленькая: простит! Второй раз — застенка не миновать. Увидим, кто ты есть на самом деле. А в третий раз правду утаишь — удавку накину. Тут тебя и молитва не спасет.

Сперва усомнились ребята. Однако Малюта с братьями Грязными скоро довел их до ума. Двух суздальских псари, исполосовав плетьми, как зайцев затравили в мгновение ока. Арканы с телами приторочили к седлам, и запрыгало исковерканное по бугристой дороге. С полуоторванными головами скинули трупы в овраг. Вебер считал, как честный немец, возмездие справедливым. Но без утайки и умелой лжи косточка жиром не обрастет. И как любят смеяться русские, когда у них взаймы попросишь:

— У меня в кармане вошь на аркане.

Что предпочесть — вошь на аркане или аркан на шее?

С такими мыслями мглистым рассветом Вебер оказался у берега неширокой речки, укрытой льдом. Болотов подъехал к нему. Они поняли друг друга без звука. Болотов взял с собой еще двух опричников и, пока остальные переправлялись, осторожно ощупывал шестами крепость льда, продолбил не очень толстый, дышащий, слой. Черная вода плескалась в щелястом отверстии. Вебер срезал веревки с ног князя: не волочить же его к проруби?! Князь сполз с телеги без сопротивления. Он догадался, что настал смертный час, упал на колени, опустил голову и начал молиться, покачиваясь то вперед, то назад. Вебер захотел освободить и руки — зачем терзать, коли решение принято: он все-таки воин, а не палач, но подбежавший Болотов тихо и веско произнес: