Вернувшись в штаб, я ещё раз вместе с Геленом проверил сведения о противнике и обсудил с ним и с Венком выход из положения, который ещё казался возможным. Мы пришли к выводу, что только прекращение всех наступательных действий на западе и незамедлительное перенесение центра тяжести войны на восток могут создать небольшие перспективы приостановления наступления русских. Поэтому я решил ещё раз накануне Нового года попросить Гитлера о принятии этого единственно возможного решения. Вторично мне пришлось ехать в Цигенберг. Я намеревался действовать, подготовившись ещё тщательнее, чем в первый раз. Поэтому по прибытии в Цигенберг я разыскал прежде всего фельдмаршала фон Рундштедта и его начальника штаба генерала Вестфаля, рассказал им обоим об обстановке на Восточном фронте, о своих планах и попросил оказать мне помощь. Как фельдмаршал фон Рундштедт, так и его начальник штаба проявили, как и прежде, полное понимание всей важности «другого» фронта. Они дали мне номера трёх дивизий Западного фронта и одной дивизии, находившейся в Италии, которые можно было бы быстро перебросить на восток, так как они стояли недалеко от железной дороги. Для этого требовалось только согласие фюрера. Со всей осторожностью об этом было сообщено дивизиям. Я уведомил об этом начальника отдела военных перевозок, приказав подготовить эшелоны. Затем я отправился с этими скромными данными на доклад к Гитлеру. У него произошла та же история, что и в памятный рождественский вечер. Йодль заявил, что он не имеет свободных сил, а теми силами, которыми располагает запад, ему нужно удерживать инициативу в своих руках. Но на этот раз я мог опровергнуть его данными командующего войсками на западе. Это произвело на него, видимо, неприятное впечатление. Когда я назвал Гитлеру номера свободных дивизий, он с явным раздражением спросил, от кого я узнал об этом, и замолчал, нахмурившись, когда я назвал ему командующего войсками его собственного фронта. На этот аргумент вот уже действительно нечего было возразить. Я получил четыре дивизии и ни одной больше. Эти четыре были, конечно, только началом, но пока они оставались единственными, которые верховное командование вооружённых сил и штаб оперативного руководства вооружёнными силами вынуждены были отдать Восточному фронту. Но и эту жалкую помощь Гитлер направил в Венгрию!

Утром 1 января я снова отправился к Гитлеру, чтобы доложить ему, что корпус СС Гилле в составе 6-й армии Балка начнёт в этот день вечером наступление на Будапешт. Гитлер возлагал на это наступление большие надежды. Я был скептически настроен, так как для подготовки наступления было очень мало времени, командование и войска не обладали тем порывом, какой у них был раньше. Несмотря на первоначальный успех, наступление провалилось.

Результаты поездки, в главную ставку фюрера были весьма и весьма незначительными. Начались новые размышления, новые сопоставления и проверка данных о противнике. Я решил поехать в Венгрию и лично переговорить с командующими, убедиться в наших перспективах и найти выход из создавшегося положения. В течение нескольких дней, с 5 по 8 января 1945 г., я посетил генерала Вёлера, преемника Фриснера на должности командующего группой армий «Юг», генерала Балка и генерала СС Гилле и обсудил с ними вопросы продолжения операций в Венгрии. Я получил информацию о причинах неудачи наступления на Будапешт. По всей вероятности, это произошло потому, что первоначальный успех вечернего сражения 1 января не был использован ночью для совершения решительного прорыва. У нас не было больше офицеров и солдат 1940 г., иначе мы, возможно, достигли бы успеха, позволяющего сохранить силы и приостановить на некоторое время наступление противника на дунайском фронте.

Из Венгрии я направился к Гарпе в Краков. Он и его способный начальник штаба генерал фон Ксиландер ясно и последовательно изложили свои мысли относительно обороны против русских. Гарпе предложил отдать противнику находившийся в наших руках берег Вислы непосредственно перед началом наступления русских, которое ожидалось 12 января, чтобы отступить примерно на 20 км и занять менее растянутые тыловые позиции. Это давало возможность снять с фронта несколько дивизий и создать таким образом резерв. Его взгляд был правилен и хорошо обоснован, но он имел мало перспектив на благосклонность со стороны Гитлера. Об этом я сказал Гарпе. Он же со своим прямым характером изъявил желание, чтобы его предложения, несмотря ни на что, были доложены фюреру, даже если это будет иметь для него неприятные последствия. Мероприятия группы армий по организации обороны были целесообразными и охватывали всё, что позволяли наши средства.

Наконец, я связался по телефону с Рейнгардтом. Он, как и Гарпе, сделал аналогичное предложение и хотел отказаться от оборонительных, позиций на р. Нарев, чтобы отойти на не столь растянутые позиции вдоль восточнопрусскои границы и создать тем самым возможность для сохранения нескольких дивизий в качестве резерва. И ему, к сожалению, я не мог обещать, что добьюсь согласия Гитлера на его предложение.

И вот теперь, зная все нужды и запросы групп армий, я решил ещё раз в это тяжёлое время съездить к Гитлеру и попытаться сделать Восточный фронт главным фронтом, высвободить силы на Западном фронте и сообщить фюреру желание групп армий перенести фронты на тыловые рубежи, ибо нет вообще никакого другого выхода для своевременного создания резервов.

9 января 1945 г. я снова был в Цигенберге. Твёрдо решив не идти на уступки, я намеревался показать Гитлеру, какую он берёт на себя в противном случае ответственность. Мой доклад состоялся при обычной аудитории. На этот раз присутствовал также мой бывший начальник штаба инспекции бронетанковых войск генерал Томале.

Гелен весьма тщательно подготовил данные о противнике, составил для наглядности несколько карт и схем, отображающих соотношение сил. Когда я показал Гитлеру эти разработки, он разразился гневом, назвал их «совершенно идиотскими» и потребовал, чтобы я немедленно отправил составителя этих схем в сумасшедший дом. Я закипел от ярости и заявил Гитлеру: «Разработки сделаны генералом Геленом, одним из способнейших офицеров генерального штаба. Я бы не показал их вам, если бы не считал их своими собственными разработками. Если вы требуете запереть генерала Гелена в сумасшедший дом, то отправьте и меня вместе с ним!» Требование Гитлера сменить генерала Гелена я решительно отклонил. И вот разразился ураган. Доклад не имел успеха. Предложения Гарпе и Рейнгардта были отклонены. Последовали ожидаемые ядовитые замечания в адрес генералов, которые-де под термином «оперировать» всегда понимают только отход на следующие запасные позиции. Всё это было в высшей степени нерадостно.

Все усилия создать крупные оперативные резервы на угрожаемых участках сильно растянутого Восточного фронта разбились о бестолковую позицию Гитлера и Йодля. В настроении верховного командования вооружённых сил господствовало необоснованное мнение о том, что наши точные данные о предстоящем крупном наступлении русских могут быть всего лишь крупным блефом. Там вообще охотно верили только в то, чего желали, и закрывали глаза на суровую действительность. Страусова политика и стратегия самоуспокоения и самообмана! Для утешения Гитлер сказал в заключение доклада: «Восточный фронт никогда не имел столь много резервов, как сегодня. Это ваша заслуга. Я благодарю вас за это». Я возразил: «Восточный фронт — как карточный домик. Стоит прорвать фронт в одном единственном месте, рухнет весь фронт, ибо резерв в двенадцать с половиной дивизий для фронта такой громадной протяжённости очень и очень мал!»