Теперь линкор представлял собой очень большую и соблазнительную мишень. Из всей его немалой огневой мощи остались только несколько ракетных батарей, которым теоретически не нужен внешний источник энергии, но и они не могли быть запущены — бронированные створки пусковых установок были закрыты. Можно было, конечно, попытаться открыть их вручную, но на это необходимо много времени, больше, чем для восстановления энергосети, и намного больше, чем потребуется вражеским кораблям, упорно лезущим на высокие орбиты, для того, чтобы если не прикончить, то надолго вывести из строя парализованный корабль. В том же положении оказались и боты, запертые сейчас в ангарах. Линейный крейсер продолжал перестреливаться с боевыми станциями, одновременно ведя огонь по торпедоносцам. Два из них были уничтожены почти сразу, один получил тяжелейшие повреждения и, лишившись хода, тихонько дрейфовал прочь от места событий. Последний, правда, сумел оторваться, дав полный ход и разогнавшись до немыслимой для этих устаревших кораблей скорости, но вслед ему устремились с десяток ракет, и не было сомнений, что они как минимум отгонят храбреца далеко прочь, а при некоторой удаче и распылят на атомы. Однако для экипажа линкора это было не слишком значимо, даже начни «Удар» маневрировать незамедлительно, он всё равно чисто физически не успевал теперь занять необходимое место в ордере, с которого мог бы успешно перехватить уже ложащиеся на курс атаки торпедоносцы. В открытом космосе линкоры и линейные крейсера могли показывать чудеса, обгоняя те же эсминцы, но сейчас огромная масса корабля сковывала его манёвренность и сильно ограничивала боевые возможности. А на «Ударе», похоже, ещё даже не подозревали о беде, постигшей флагман, — времени прошло слишком мало, а связь тоже не работала, — не поняли, что остались пока что единственным функционирующим тяжёлым боевым кораблём эскадры.

Спасли положение эсминцы, всё-таки не зря Ковалёв продвинул в командиры теперь уже капитан-лейтенанта Синицына. Молодой супер успел связать потерю связи с флагманом с быстро растущим отклонением линкора от курса — тактическое мышление суперов было пусть и несовершенно, но всё же заметно лучше стратегического, а скорость реакции на внешние раздражители и вовсе вне конкуренции. Абсолютно правильный вывод о возникшей нештатной ситуации, требующей быстрого вмешательства, требовал и адекватных действий, тем более что огонь орбитальных станций уже начал вырывать из борта флагмана куски обшивки. Хватало молодому офицеру и решительности, поэтому, видя бедственное положение флагманского линкора, он рискнул и, нарушив отданный адмиралом приказ держаться позади линкоров, не задумываясь бросился в бой.

Позже, уже после сражения, Ковалёв имел серьёзный разговор с Синицыным по поводу приказов и их исполнения. Он был не первый и не последний, который, как обычно, ни к чему не привёл, — Синицын со свойственным молодости задором и пофигизмом выслушал адмирала и, как обычно, взял под козырёк, но при этом наверняка решил в будущем поступать по обстоятельствам. В конце концов, победителей не судят. А Ковалёв, который видел в Синицыне самого себя в молодости, лишь вздохнул — молодому офицеру он по ряду причин благоволил. Поэтому Синицын получил мелкий втык тет-а-тет и поощрение в виде ордена официально. За «мужество и грамотные тактические действия». Но всё это было потом, а пока что относительно небольшой, а по сравнению с линкорами так и вовсе маленький кораблик, брошенный на чашу весов молодым офицером, спас положение и переломил ход сражения.

Конечно, одинокий эсминец вряд ли бы справился с толпой торпедоносцев, сам находясь при этом под обстрелом орбитальных крепостей и боевых спутников, а ведь крейсер противника уже вылезал на орбиту, и в любой момент его старые, но мощные орудия могли вступить в бой, однако вслед за Синицыным в атаку пошли и два других эсминца, командиры которых тоже решили не оставаться в стороне от драки. А три эсминца — это уже более чем серьёзно.

Эсминец имперской постройки — корабль интересный. Реализованная при строительстве таких кораблей концепция весьма напоминала ту, что получила признание в русском флоте при строительстве знаменитого «Новика» в канун Первой мировой войны. То есть это был практически небронированный корабль, обладающий огневой мощью, примерно аналогичной лёгкому крейсеру, намного превосходящий его в скорости, но сильно уступающий в размерах.

В земной истории такая концепция кораблей вызывала сильные нарекания и подвергалась сомнению до того самого момента, пока тот же «Новик», встретившись в море с двумя немецкими эсминцами, разделался с ними, не подвергая себя сколь-либо заметному риску. После этого скептики дружно заткнулись и все страны бросились повторять русский проект. Получалось в различной степени удачно или неудачно, но факт примечательный. А если учесть, что встречи с парой-тройкой таких эсминцев командиры немецких крейсеров, куда более крупных и дорогих, боялись порой панически, то вопрос о правильности решений русских кораблестроителей больше не стоял.

Подобная концепция, реализованная в империи, прошла куда легче. Абсолютная монархия в сильном государстве имеет ряд преимуществ. Одним из них является то, что одобрения монарха достаточно для того, чтобы реализовать практически любую идею. Правда, в случае ошибки такое достоинство превращается в недостаток, но в ситуации со строительством эсминцев был явно не тот случай. Кораблики получились — заглядение. Небольшие, манёвренные, отлично вооружённые, они, конечно, не могли тягаться с крейсерами и линкорами в открытом космосе, но в условиях планетарных систем, где, по статистике, происходило до девяноста процентов сражений, а также при проводке конвоев, в разведывательных операциях и рейдах оказались незаменимы. Конечно, им требовались ещё и грамотные командиры, знакомые с тактикой, а то ведь находились умники, которые пытались втиснуть эсминцы в строй крейсеров, что, с учётом слабого бронирования эсминцев, пусть и компенсированного частично защитными полями, могло оказаться (и порой оказывалось) для них смертным приговором. Пренебрежение тактикой приводило иногда к неприятным последствиям, достаточно вспомнить, какие плюхи получил один из эсминцев в сражении с флотом Диктатора, однако это было скорее исключением из правил. В целом эсминцы зарекомендовали себя очень хорошо и были построены в больших количествах. Корабли, которые входили в эскадру покойного Гасса и достались по наследству Ковалёву, относились уже к восьмому поколению, и соединение таких кораблей было грозным противником для любого, кто осмеливался бросить им вызов. Тем более сейчас, когда неприятели были вооружены и намного более старыми, и в большинстве менее крупными кораблями.

Три эсминца, стремительно разгоняясь, проскочили мимо линейных кораблей и на контркурсах сошлись с уже выходящими в атаку торпедоносцами. Те, естественно, шарахнулись в стороны — схватка с более массивными, лучше защищёнными, быстроходными и манёвренными, а главное, отменно вооружёнными эсминцами стала бы для них смертельной. Для двоих, правда, и стала — один раскололся пополам, получив полновесный залп с эсминца практически в упор, второй же, неудачно развернувшийся в сторону планеты, лишился хода и теперь снижался. Он оставался пока на орбите, но невооружённым глазом было видно, что корабль переживёт не более одного-двух витков, а потом войдёт в плотные слои атмосферы. На месте экипажа Ковалёв, визуально наблюдавший за происходящим с мостика линкора, начал бы готовить спасательные шлюпки, чтобы покинуть корабль, едва он скроется за планетой. Конечно, можно и раньше, в шлюпки обычно не стреляют, но придурков хватает везде, может и здесь найтись любитель пострелять по живым мишеням, особенно если ему за это ничего не будет.