Тогда Эбнер Марш понял, что Джошуа Йорк прав. Джулиан был сумасшедшим, он был хуже любого безумца. Джулиан стал призраком, и существо, обитавшее в его теле, не имело разума.

Все же, с горечью думал Марш, победителем выйдет оно. Деймон Джулиан, по всей вероятности, умрет, подобно тому как на протяжении веков умирали сменявшие одну за другой маски, а зверь, обитающий внутри, останется. Джулиан мечтал о тьме и забытьи, но зверь умереть не мог. Он был умным, терпеливым и сильным.

Эбнер Марш снова бросил взгляд на ружье. Если бы только он мог до него дотянуться. Если бы только он был таким же быстрым и сильным, как сорок лет назад. Если бы только Джошуа мог достаточно долго удерживать внимание зверя. Но это тоже не годилось. Зверь мог не встретиться с глазами Джошуа Йорка. А Эбнер Марш не был больше скор и силен, и его сломанная рука напоминала о себе пульсирующей болью. Он ни за что не успел бы вскочить на ноги и схватить ружье. К тому же ствол смотрел совсем не в ту сторону. После падения он был направлен на Джошуа. Если бы он был обращен в сторону Джулиана, может, и имело бы смысл рискнуть. Тогда Маршу нужно было просто броситься на ружье, молниеносно поднять его и нажать на курок. Но в нынешнем положении он должен успеть схватить его и развернуться, чтобы выпалить в монстра, именующего себя Деймоном Джулианом Со сломанной рукой это не представлялось возможным. Нет. Марш знал, что все это кончится неудачей. Зверь был слишком проворен.

С губ Джошуа сорвался стон. Он поднес ладонь ко лбу и, наклонившись вперед, закрыл лицо руками. Кожа его уже порозовела. Вскоре она станет красной, потом вздуется, почернеет и обуглится. Эбнер Марш видел, как жизненные силы покидают его тело. Что удерживало его в этом кругу палящего солнца, Марш не знал. Джошуа Йорк обладал мужеством, и Эбнер Марш не мог отказать ему в этом. Вдруг Марш ни с того ни с сего произнес вслух громко и отчетливо:

– Убей его. Джошуа, встань и напади на него. Черт со мной.

Джошуа Йорк поднял голову и слабо улыбнулся.

– Нет.

– Пусть катится все к чертям собачьим, упрямый ты дуралей. Делай, что я сказал тебе! Я старик, моя жизнь и гроша не стоит. Джошуа, сделай, как я тебе сказал!

Джошуа покачал головой и снова опустил лицо в ладони. Зверь странным взглядом посмотрел на Марша, как будто не мог понять его слов, как будто позабыл все языки на свете. Марш посмотрел ему в глаза и содрогнулся. Рука его болела так, что на глаза наворачивались слезы. Он принялся чертыхаться и ругаться на чем свет стоит, пока лицо его не налилось кровью. Это было все же лучше, чем ронять слезы, подобно слабой бабе. Потом он выкрикнул:

– Ты был настоящим партнером, Джошуа, и я по гроб жизни не забуду тебя.

Йорк улыбнулся. Марш видел, что даже улыбка для него стала болезненной. Джошуа слабел на глазах. С этим Эбнер тоже ничего не мог поделать, как не мог дотянуться до этого проклятого, ставшего бесполезным ружья. Когда сядет солнце, и на «Грёзы Февра» опустится темнота, зверь с улыбкой встанет со своего места. Двери вдоль большого салона начнут одна за другой открываться, проснутся и вернутся к активной жизни дети ночи, вампиры, сыновья и дочери, рабы зверя. Они появятся из-за разбитых зеркал и выцветших картин, с холодными улыбками на бледных лицах и ужасными глазами. Некоторые из них были друзьями Джошуа, а одна даже носила в чреве его ребенка, но Марш совершенно точно знал, что это не имеет ровным счетом никакого значения. Они принадлежали зверю. Джошуа умел красиво говорить, взывать к справедливости и мечтать, а Джулиан обладал реальной властью. Он пробуждал звериное начало в других, пробуждал в них красную жажду, подчинял их своей воле. Сам он уже не испытывал жажды, но хранил воспоминание о ней.

Когда двери начнут открываться, Эбнер Марш умрет. Деймон Джулиан говорил, что намеревается сохранить ему жизнь, но зверь в нем не имеет никакого отношения к глупым обещаниям Деймона Джулиана, он хорошо знает, какую опасность представляет собой Эбнер Марш. Невзирая на свою безобразную внешность, он в эту ночь утолит их жажду. И Джошуа тоже умрет, или, что еще хуже, станет таким же, как они. И его ребенок вырастет в такого же зверя, и убийствам не будет конца и края, и в последующие века красная жажда, никем не потревоженная, продолжит свое победное шествие, и горячечные мечты перейдут в болезнь и разложение.

Может ли быть иной конец? Зверь сильнее их, он представляет силу природы. Зверь был подобен реке и вечен. Его не мучили сомнения, он не ведал мыслей, не умел мечтать и строить планы. Джошуа Йорк мог победить Деймона Джулиана, но, когда Деймон Джулиан сдавался, его место занимал дремавший в нем зверь, активный, безжалостный, могучий. Своего зверя Джошуа опоил зельем, подчинил собственной воле, поэтому зверю Джулиана он мог противопоставить только свою человеческую природу. А одной человеческой природы, как оказалось, мало. Шансов на успех у него не оставалось.

Эбнер Марш нахмурился. В голове вертелась какая-то, пока еще неясная мысль и не давала ему покоя. Он пытался сформулировать ее, но она все время ускользала. Рука нестерпимо болела. Ему хотелось выпить чертова зелья Джошуа. Вкус у него был мерзкий, но Джошуа как-то сказал, что оно содержит настойку опиума, это могло бы облегчить боль. И алкоголь тоже не помешал бы.

Угол, под которым били в отверстие в потолке солнечные лучи, изменился. Пошла вторая половина дня, решил Эбнер Марш. Солнце стало клониться к западу. У них остается совсем немного времени. Потом двери начнут открываться. Он посмотрел на Джулиана, затем перевел взгляд на ружье. Марш стиснул руку, как будто это могло облегчить боль. О чем, черт возьми, он думал? О дурацком снадобье Джошуа для своей руки… нет, о звере, о том, что Джошуа никогда не сумеет побороть его, потому что…

Эбнер Марш прищурил глаза и бросил взгляд в сторону Джошуа. Но однажды он поборол его, вспомнил Марш. Однажды он поборол его, невзирая на зверя. Почему он не может сделать это еще раз? Почему? Марш обхватил руку и начал медленно раскачиваться из стороны в сторону, чтобы боль отступила и не мешала думать. Почему, почему, почему?

И ответ пришел сам собой, как всегда бывает в таких случаях. Может быть, Марш был тугодумом, но он никогда ничего не забывал. Его осенило. Напиток, подумал он. Теперь он ясно представил себе, как все было. Когда Джошуа на солнце стало плохо, он вылил остатки зелья ему в горло, перевернул бутылку и, увидев, что она пуста, запустил ее в реку. Спустя несколько часов Джошуа покинул его, сколько времени ему понадобилось, чтобы добраться до корабля? Сколько… дни, да, несколько дней ушло у него на то, чтобы вернуться на «Грёзы Февра». Он бежал к своим проклятым бутылкам, бежал от красной жажды. Потом он нашел пароход и мертвецов на нем, начал отрывать доски, и тут появился Джулиан… Марш вспомнил слова Джошуа… «Я с криками набросился на него. Я орал что-то нечленораздельное. Я жаждал мести. Я испытывал страшное желание убить его, никого еще мне не хотелось убить так, как его. Мне хотелось перегрызть его бледное горло, узнать вкус его проклятой крови! Мой гнев…» Нет, подумал Марш. Дело было не только в гневе. Жажда. Вот почему. Вот почему Джошуа так разъярился, хотя сам так и не понял этого. Он находился в первой стадии красной жажды! Должно быть, как только Джулиан улизнул от него, он пошел и выпил своего снадобья. Поэтому он и не понял, что это было и почему он был так не похож на себя прежнего.