Мириам лишь пару раз встречалась с Конрадом и не понимала, почему ее спящий разум вызвал в воображении именно его облик. Но каждый раз, глядя на его обезображенное лицо, она чувствовала, как к горлу подступает тошнота. Это ощущение не оставляло ее и сейчас. Казалось, что она видела его раньше, много лет назад. Но это, разумеется, было невозможно. Невозможно?

— Ты знаешь, кто это, Мири? — Женщина, голос которой напоминал голос ее матери, впервые заговорила с тех пор, как они покинули спальню Ричарда.

— Нет, я…

И тут она узнала. Глядя на его ужасный красный шрам на левой щеке, она все вспомнила. Именно этот человек изнасиловал и убил ее мать прямо у нее на глазах. А потом он гнался за ней и пригвоздил ее к песку в пустыне. Несмотря на то что его отвратительный член разрывал ей девственную плеву, смешивая кровь ее матери с кровью Мириам, девочке удалось дотянуться до его ножен и выхватить кинжал. Зажмурившись, она ударила ножом вверх, надеясь перерезать ему горло, но порезала только щеку.

Порез на щеке. Совсем такой, как на лице Конрада.

Мужчина скатился с нее, выкрикивая проклятия на языке, который она не понимала. Мириам побежала, по ее бедрам текла кровь. Мириам не помнила, как ее удалось скрыться от преследователей. Она неслась прочь от разграбленного каравана — то вверх, то вниз по песчаной дюне. Она бежала, спасая свою жизнь, пока наконец не увидела скалистые горы, а в них маленькую пещеру. Вход в пещеру был настолько мал, что она едва в него протиснулась. Она пряталась там, не обращая внимания на кишащих повсюду скорпионов и скарабеев, пока голоса не затихли. Сколько прошло дней? Один? Два? Она не помнила. Затем Мириам выбралась из пещеры и пошла к разграбленному каравану. Кочующие бедуины, которые обнаружили кровавую бойню, уже похоронили ее родителей и остальных погибших. Она, словно живой мертвец, направилась к ним, ее ноги были в песке и запекшейся крови. Она надеялась, что они облегчат ее страдания, заберут ее жизнь, чтобы она вновь оказалась вместе с мамой. Но добрый бедуин с жидкой бороденкой посадил ее на своего верблюда, дал фляжку с водой и повез ее назад, в Каир.

И вот она здесь. Стоит лицом к лицу с человеком, который отобрал у нее все. Он больше десяти лет преследовал ее в кошмарах, но она не знала его имени. Теперь знает.

Конрад де Монферрат.

К ней подошла женщина в чадре, в руках она держала нож. Мириам узнала инкрустированную камнями рукоять и выгравированного льва на лезвии. Именной кинжал короля.

— Ты знаешь, что нужно делать.

И Мириам сделала. Она взяла кинжал, повернулась к испуганному Конраду. Он крупно дрожал, по его щекам текли слезы. Его лицо блестело от скорби, а шрам, казалось, куда-то исчез. Но Мириам понимала, что он оплакивает не ее мать, не сотни тысяч убиенных им людей. Он оплакивает себя, оплакивает свою скотскую жизнь, которая закончится прежде, чем он завершит свою миссию разрушения на земле.

Когда Мириам подошла к нему с ножом, она не чувствовала ни жалости, ни колебаний. Зачем лишать себя удовольствия отправить это чудовище в ад?

В конце концов, это всего лишь сон.

Мириам приставила лезвие к его шее, увидела первые струйки крови, которые потекли вниз, когда острый как бритва нож коснулся плоти. Она почувствовала что-то теплое у ног и поняла, что стоит в луже Конрадовой мочи. Великий воин, человек, считавший себя истинным королем Иерусалима, при мысли о смерти обмочил себе штаны.

Она перерезала ему горло.

Из раны фонтаном брызнула кровь. В Мириам ударила струя обжигающей жидкости, и ее белая ночная сорочка внезапно стала алой. Конрад упал наземь, лицом в лужу собственной мочи.

Мириам обернулась и увидела, как призрачная незнакомка протягивает руку. Мириам заметила в ее руке что-то зеленое и блестящее. Любимое нефритовое ожерелье ее матери.

— Я горжусь тобой, Мири… — сказала женщина. Мириам выронила нож и схватила амулет. Как она любила это мамино ожерелье!

Когда Мириам подняла голову, радостная улыбка поблекла. Сон изменился, перед ней уже не было таинственной женщины. Вместо нее стоял мужчина в черной как ночь одежде и чалме. Его лицо скрывалось за вуалью. Его желтые глаза сверкали подобно кошачьим, и он смеялся. Страшный скрипучий смех, похожий на скрежет металла о металл.

Мириам закричала…

…и проснулась. Она опять была в постели Ричарда. Король лежал на животе и крепко спал, а в арочные окна их спальни пробивались первые лучики зари.

Мириам, стараясь унять бешено колотящееся сердце, встала с постели, чтобы попить воды. И внезапно застыла на месте. На ней вместо белой ночной рубашки было голубое платье, а кожа казалась влажной, как будто она только что приняла ванну и вытерлась полотенцем.

А затем она почувствовала, что у нее на шее что-то висит. Дрожащими руками взяла ожерелье и вгляделась в зеленый нефрит и восьмигранный амулет с именем Бога.

Мириам хотелось кричать, кричать не переставая. Но она не издала ни звука. Она почувствовала, как подкашиваются ноги, как она падает на кровать и ее поглощает темнота.

Последнее, что она увидела краешком ускользающего сознания, — это горящие желтым огнем глаза змия, прожигающие ее разум.

Испуганная Мириам сидела в кабинете Ричарда. Она старательно избегала смотреть на бледное лицо его сестры Иоанны, но чувствовала, как принцесса так и сверлит ее глазами из противоположного угла отделанной мрамором комнаты. Весть о смерти Конрада в мгновение ока разошлась по крепости, и напряжение заметно возросло. Ричард добрую часть утра провел с помощниками Конрада, которые присоединились к королю в этой злосчастной попытке восстановить союз крестоносцев. Солдаты Конрада отсиживались в Акре, но почтовые голуби, скорее всего, уже донесли до них печальное известие о смерти маркграфа, находившегося под защитой Ричарда. Мириам понимала: потрясение и гнев обязательно перерастут в мятеж — это всего лишь вопрос времени.

Мириам все еще не могла поверить ни в случившееся, ни в свою роль в убийстве. Но странное ожерелье, которое как две капли походило на ожерелье ее матери, оставалось висеть на шее девушки. Это было невозможно, но, тем не менее, все обстояло именно так. Она протянула руку и вновь коснулась бусин, почти надеясь, что они вернутся в вымышленный мир, в ту странную действительность, где она собственными руками хладнокровно убила Конрада де Монферрата.

Мириам всегда гордилась своей рассудительностью и ясным умом. В отличие от остальных представительниц слабой половины она мало полагалась на женские эмоции и интуицию как основу для постижения базовых принципов мироздания. Логика Аристотеля, дедукция и анализ — вот ее инструменты для разгадки жизненных тайн. Но сейчас подобный подход оказался полностью несостоятельным. Ни тому, что она видела в этом кошмаре, ни тому, что она совершила, нельзя было найти рационального объяснения. Тем не менее это произошло. Вероятность того, что ее воззрения на устройство мира (без всякого волшебства и мистицизма) оказались ложными, в некотором роде беспокоили Мириам больше, чем тот факт, что она с такой легкостью смогла убить человека.