— Как же это возвышенно, когда дама так почитает книги, — услышала девушка вкрадчивый голос Вальтера, от которого ее передернуло.

Он стоял на пороге, смотрел на нее и улыбался. Милдрэд стало не по себе. Она хотела выйти, но Вальтер захлопнул дверь и прижался к ней спиной. Глаза его заблестели, он провел языком по пухлым губам.

— Вы всегда так избегаете меня, лапочка, что подозреваю, у вас нет ко мне никаких родственных чувств. Ну же, поцелуйте меня, как своего доброго брата.

И так как она осталась стоять, сам шагнул к ней.

— Ну что же вы дичитесь? Или я вам совсем не нравлюсь?

— Совсем не нравитесь, — отрезала Милдрэд, отступая за пюпитр.

— О, только не говорите, что мой суровый старший брат вам более по сердцу.

— Мне нравится Роджер Херефордский.

— Это потому, что вы еще не познали, как вам будет хорошо со мной. А ведь рано или поздно вы окажетесь в моих объятиях… и уж поверьте, я смогу доставить вам куда больше наслаждения, чем наш воинственный Роджер.

— Поберегите свое нежное сердце для леди Донаты.

— Донаты? Но Доната готова поделиться своим мужем с более достойной дамой. С вами, прекрасная саксонка.

Перебрасываясь фразами, они все время кружили вокруг пюпитра, причем Милдрэд никак не удавалось оказаться поближе к двери: Вальтер, отступая то в одну сторону, то в другую, не пропускал ее туда.

Неожиданно он стал серьезен.

— Хватит ломаться. Все уже обговорено: сначала Роджер — потом я. Вот только Роджера нет и я не вижу причины, чтобы первым не вкусить блаженство в этой райской куще.

И прежде чем девушка успела увернуться, Вальтер стремительно схватил ее, откинул ей голову и впился в губы.

Милдрэд возмущенно замычала, стала вырываться и со всей силы наступила пяткой на ногу Вальтера. Он охнул, разжал объятие, и она тут же со всего маха отвесила ему пощечину.

Вальтер ошалело смотрел на нее, держась рукой за щеку.

— Что это? Вы деретесь?

— Да, дерусь! Я ведь сказала — поберегите свое нежное сердце для Донаты. Ибо если она терпит от вас издевательства, то я сделана из другого теста.

Его лицо исказилось.

— Тварь! Ты посмела ударить меня? Мужчину! Лорда Фиц Миля! Низкая саксонка, змея!

Он затрясся от ярости, так что золотистые кудряшки запрыгали над бровями. Оглядевшись, она схватила с пюпитра чернильницу и, когда Вальтер надвинулся на нее, выплеснула ее содержимое ему в лицо. Вальтер охнул и принялся протирать залитые чернилами глаза. Долго же ему теперь предстоит отмываться, и уж посидеть на графском престоле придется нескоро. Милдрэд хохотала, когда сбегала по лестнице и слышала позади грубую ругань Вальтера.

Но позже, когда она с женщинами работала над гобеленом, ей стало не до веселья. И она вздрогнула, когда на пороге возникла мощная мерцающая парчой фигура леди Сибиллы.

— Выйдите все! — повелела графиня. — А вы, саксонская леди, — останьтесь.

«Я не должна ее бояться», — приказывала себе Милдрэд, понимая, что маменькин сыночек нашел кому пожаловаться. Но когда женщины покинули покой, а маленькая Люсия вдруг заплакала, выходя, Милдрэд, хоть и невозмутимо выпрямилась, но ощутила, что у нее от страха похолодели пальцы.

У Сибиллы было багровое лицо, казавшееся темным по сравнению с облегавшим щеки белым покрывалом.

— Как ты посмела? — прошипела сквозь зубы графиня.

— Как он посмел! — парировала Милдрэд. — Благодарите Бога, что я не учинила скандал в присутствии его преподобия и не опозорила вашего любимчика, домогавшегося невесту брата! Пусть и впредь поостережется, если не хочет, чтобы я все рассказала Роджеру!

Они стояли и гневно смотрели друг на друга. И вдруг губы графини скривила циничная усмешка:

— Подумать только — она собирается жаловаться! И кому — Роджеру. Как будто Роджер сам не понимает… Ха! Род Фиц Милей — превыше всего! А тебя мы брали в семью как брюхо, как сучку, которая должна рожать! Для этой цели подойдет и саксонская свинья вроде тебя!

Милдрэд была слишком возбуждена, чтобы сдержаться.

— Неужели саксонка так плоха для вашего сына? Или для ваших сыновей? В которых тоже течет свиная саксонская кровь, замечу. Ибо в своей нормандской гордыне вы, похоже, запамятовали, что матерью вашего восхваляемого супруга была саксонская леди?

Графиня отшатнулась, будто ее ударили. Глаза ее вспыхнули, а лицо из багрового вдруг стало пепельно-серым — только ноздри раздувались, как у арабской лошади.

Милдрэд была даже рада, что сказала ей это. Слишком надоели ей постоянные унижения и намеки на низкое происхождение. А ведь Роджер ее предупреждал, чтобы она молчала, что и среди его предков были саксы…

И вдруг Сибилла кинулась на нее. Милдрэд старалась оттолкнуть ее, но силы были слишком неравные. Пусть Милдрэд была намного моложе и проворнее, но едва она стала отбиваться от ударов графини, как та схватила ее за волосы, согнула пополам, и Милдрэд вскрикнула от боли.

Это было так унизительно!.. Графиня таскала ее за волосы, пока не повалила, рухнула всем телом сверху, лупила ее кулаками, как какая-то рыночная торговка. Они и дрались, как торговки на рынке, но победа явно склонялась на сторону более грузной и мощной Сибиллы. И Милдрэд уступила, сжалась, закрыв лицо руками, а Сибилла била и била ее, потом встала и стала наносить ей удары ногами.

Наконец графиня перестала рычать и избивать ее, стояла над поверженной противницей, тяжело дыша и поправляя сбившееся головное покрывало.

— Вот так, саксонка! Лежи тут и замаливай свой грех! А скажешь кому… Клянусь спасением души — я велю бросить тебя в подземелье!

«С нее станется, — уныло думала Милдрэд, прислушиваясь к удаляющимся шагам графини. — А Роджер…»

Почему-то ей сейчас не хотелось о нем думать. Что ж, семейное дело, такое порой случается… она слышала о подобном. И видела забитую мышку Донату. Понятно теперь, почему она такой стала.

Очень хотелось плакать. Она и заплакала, тихо, давясь слезами и сдерживая рыдания. Было ужасно подумать, что кто-то войдет и обнаружит ее здесь, за поваленной рамой с неоконченным гобеленом, опрокинутой во время потасовки. Какое унижение! И как больно… Милдрэд ощупала себя. Спина и бедра у нее болели, а голову словно жгло после того, как ее оттаскала за волосы графиня.

Никто не появлялся, и Милдрэд не знала, сколько она пролежала так — униженная, избитая, оставленная всеми. И как ей после этого оставаться в Херефордском замке? Но что она может сделать? Даже родителям стыдно сознаться, что ее избила графиня… с которой она подралась, как уличная девка.

Скрипнула дверь, Милдрэд села и стала быстро приводить себя в порядок, приглаживать растрепанные волосы. Послышались легкие, почти неслышные шаги, шелест одежд, и над ней серой тенью появилась Доната. Молча смотрела, но без сострадания или понимания, а как-то с удовлетворением.