– Разделай мясо, – отозвалась я, пытаясь завязать фартук. – Если умеешь.

– Я все умею, – мигом оказался рядом Даня. И прежде чем взять нож и разделочную доску, убрал мои руки и сам завязал на мне фартук. Несколько едва ощутимых прикосновений к спине – и дыхание перехватило. Сразу же вспомнилось то, что между нами происходило в гардеробной на неудобном диванчике. От этих воспоминаний меня бросило в жар, и даже слегка порозовели щеки. А Даня увидел это и решил, что мне душно – приоткрыл окно.

3.9

Как оказалось, в хозяйстве его можно было смело использовать в качестве младшего поваренка. Даня сносно выполнял мои поручения, и при этом умудрялся шутить и, надо признать, время на кухне мы провели весело – как будто бы ничего не изменилось с того момента, как мы стали встречаться. Особенно остро я это почувствовала, когда он вымазал мне нос в сливочном соусе. Сначала я на него орала, а потом испачкала этим самым соусом его лоб, и сама стала смеяться – пришла его очередь возмущаться.

– Видишь, я не только умный и сильный, но и полезный, – заявил мне Даня, снова сидя за стойкой, пока жаркое томилось в духовке, а его аромат дразнил нас.

– Просто идеальный, – отозвалась я, надеясь, что он почувствует сарказм в моем голосе. А он лишь улыбнулся мне – так тепло, что сердце пропустило удар, а после застучало быстрее. Как у него это получается? Как? Это ведь просто улыбка. Откуда столько тепла в душе от одной улыбки?

– Тебе повезло, Дашка.

– Как самонадеянно, Матвеев. Я еще ничего не решила.

Вместо ответа он тяжело вздохнул и опустил голову на вытянутые руки. Не знаю, что это значило – спрашивать я не стала, вместо этого ушла в гостиную, чтобы отнести посуду на стол. И вздрогнула от неожиданности, когда поняла, что Матвеев идет следом.

– Давай поставим стол у окна? – спросил он задумчиво, имея в виду огромное панорамное окно. Я согласилась – почему бы и нет? Даня перенес к этому окну прямоугольный прозрачный столик, а я украсила его тканевыми салфетками для сервировки, положила столовые приборы и поставила посуду – изящную и явно дорогую.

– Жаль, забыли купить вино, – посетовала я.

– Вино есть, – отозвался Даня. – В баре я видел пару бутылок.

– Думаешь, их можно открыть?

– Почему нет? Если что – заплатим. Стас заплатит, – поправился он. – А вот того, что свечей нет, жаль.

– Куда упасть – в тебе проснулся романтик? – рассмеялась я, хотя мысль о романтическом ужине будоражила.

– Огни города напоминают звезды, – изрек Матвеев.

– Твой внутренний романтик слегка заплесневелый. Сейчас так к девушкам не подкатывают…

– Но больше всего звезд я вижу в твоих глазах, малышка… Я просто делаю то, что хотела бы ты, – совсем другим тоном сказал Даня.

– Подлизываешься? – рассмеялась я.

– Это называется – загладить свою вину. На самом деле, мне все равно, как и где есть. Главное – это сам факт наличия еды, – отозвался он и направился в кухонную зону.

– Как я могла забыть о том, что рядом со мной Данечка Матвеев, которому еда затмевает небо! – всплеснула я руками и смахнула со стола бокал. Он тотчас разбился – на полу заблестели крупные и мелкие осколки. А я, испугавшись, что разбила хозяйскую посуду, мигом упала на колени и стала их собирать. Не скажу, что удачно – поранила палец об острый край.

– Порезалась? – возник передо мной Матвеев и, удерживая за плечи, поставил на ноги.

– Да так, ерунда, – отозвалась я. Кровь стекала по пальцу на ладонь, и я сжала руку в кулак. Тонкая алая струйка тотчас потекла по запястью. – Надо все убрать. Надеюсь, хозяин не слишком расстроится из-за потери бокала.

– Я сам все уберу, – сказал Даня и силой усадил меня в кресло, – надо кровь остановить.

– Со мной все в порядке! – запротестовала я. – Это просто порез.

Не слушая меня, Даня ушел в гардеробную и вернулся с антисептиком и бинтом – видимо, носил в своем рюкзаке. Запасливый.

Это было так странно – мы сидели на диване, а он обрабатывал ранку и перевязывал мне руку с таким сосредоточенным выражением лица, словно это был не простой порез, а серьезная рана. Обычно я на подобные мелочи внимания обращала мало, но сейчас разрешила ему ухаживать за мной, наслаждаясь каждым его прикосновением, его беспокойством, его заботой. А потом поймала себя на мысли, что безостановочно смотрю на его плотно сжатые губы.

Закончив с перевязкой, Даня убрал осколки, а потом отправился в кухонную зону и сам принес блюдо с жарким, сок и вино. После чего пригласил меня к столу, галантно подав руку.

Я не была беспомощной, но мне нравилось чувствовать себя такой в этот момент. Нравилось ощущать его заботу – для меня это было доказательством его серьезных намерений. Нравилось осознавать, что я ему дорога. Звучит странно, но, наверное, я даже стала понимать Серебрякову – образ беспомощной и слабой девушки со слезами на глазах и дрожащим голосом она выбрала совершенно осознанно, потому что знала – мужчины ведутся на подобное поведение. Только Каролина осознала это очень давно, а я стала понимать только сейчас.

Даня выключил яркий свет, оставив приглушенную холодную подсветку, разложил по тарелкам ароматное жаркое, разлил по бокалам вино и спросил, глядя на меня:

– За что бы ты хотела выпить?

«За то, чтобы сказанное Владом оказалось ложью», – подумала я, но вслух сказала другое:

– За успехи в учебе.

Лицо Матвеева, на которое причудливо ложились тени, делая его еще более выразительным, разочарованно вытянулось.

– Нет уж, давай не будем пить за учебу, Сергеева.

– А ты за что хотел бы выпить?

– За тебя.

– За себя я и сама выпью, – ухмыльнулась я, – тебе свое вино не отдам. Может быть, тост за небо.

– Какое небо? – удивился Даня.

– То, которое мы видели в лесу. Не могу его забыть, – тихо призналась я. И веселье как рукой сняло.

За небо, украшенное, словно гирляндой, Млечным Путем.

За каждую пылающую звезду в твоих глазах.

За ту Вселенную, которая то ли растворилась в неисчислимом множестве черных дыр, то ли просто пропала из виду в необъятном космическом пространстве.

Даня кивнул и одновременно со мной поднял бокал.

Тонкий хрустальный звон.

Мягкий, шелковистый вкус вина на губах.

Пронзающий насквозь взгляд.

Кончики его пальцев на моей ладони.

И неожиданный взрыв фейерверков за окном: громкие залпы и сотни разноцветных, сверкающих огней, тающих во тьме.

Салют – где-то там, далеко, за несколько улиц от нашего дома – начался так внезапно и настолько вовремя, что мы оба порядком изумились, разглядывая его из окна. Небо то разрывало пламя, то наполняло буйство холодных искр, то озаряла россыпь серебряных звезд. И смотреть на фейерверк с такой высоты было сплошным удовольствием.