Ура! Малыш читает мои мысли.

Ранда и Мэрибет я увидел через дверной проем в том самом зале, где мы давали первую пресс-конференцию шесть недель назад. Они, как и обычно, склонились друг к другу. Ранд целовал жену в макушку, а она уткнулась носом ему в плечо. Возмущение всколыхнулась во мне столь сильно, что я едва не запустил в них степлером. Вы, две почтенные, уважаемые задницы, создали это существо и выпустили его в мир! Это совершенное чудовище! И что, вас кто-то накажет? Нет, ни одна живая душа не станет вникать в ваши провинности. Напротив, Ранд и Мэрибет купаются во всеобщей любви и поддержке. К ним вернулась Эми, и все теперь восхищаются ими еще больше.

Моя жена и раньше была откровенным социопатом. В кого же она превратилась теперь?

«Осторожнее, Ник. Взвешивай каждый поступок».

Ранд перехватил мой взгляд и поманил. Долго тряс мне руку перед камерами оказавшихся поблизости репортеров.

Мэрибет хранила неприступность. Я для нее все еще оставался мужчиной, который изменял ее дочери. Сдержанно кивнула и отвернулась.

Наклонившись так близко, что я мог ощущать мятный аромат из его рта, Ранд сказал:

— Ник, мы так счастливы, что Эми вернулась. Должен попросить у вас прощения. От всего сердца. Конечно, мы предоставим Эми решать, быть или не быть вашему браку, но я сожалею о том, как развивались события. Вы должны понять…

— Я вас понимаю.

Прежде чем Ранд смог продолжить тираду, появились Таннер и Бетси Болт, похожие на рекламу в «Воге», — широкие хрустящие штаны, расшитые стразами рубашки, сверкающие золотом часы и кольца. Таннер наклонился к моему уху:

— Позвольте мне разобраться в ситуации.

И тут же вбежала встревоженная Го, засыпав меня вопросами:

— Как это все понимать? Что произошло у Дези? Она появилась прямо у тебя на пороге? Ты в порядке? Что будет дальше?

Странные чувства я испытывал при виде этого сборища. Не то воссоединение семьи, не то ожидание в приемном покое больницы. Радость пополам с тревогой, как в азартной комнатной игре, чьих правил толком не знает никто из участников. Тем временем двое репортеров, которым Эллиоты позволили вторгнуться в святая святых, продолжали гвоздить меня вопросами:

— Что вы почувствовали, когда Эми вернулась?

— Сейчас вы ощущаете себя счастливым?

— Возвращение Эми принесло вам облегчение, Ник?

— О, я в высшей степени счастлив и испытываю чувство огромного облегчения… — машинально сыпал я газетными штампами, как вдруг распахнулась дверь и вошла Жаклин Коллингс — алый шрам вместо рта, дорожки от слез на напудренных щеках.

— Где она? — произнесла мать Дези, обращаясь ко мне. — Где эта лживая сучка? Она убила моего сына. Моего сына! — сорвалась она на крик, а репортеры не упустили случая сделать несколько снимков.

— Что вы почувствовали, когда узнали, что ваш сын виновен в похищении? — спросил один из них голосом шуршащим, как банкноты.

— Что я почувствовала?! — выкрикнула она. — Вы серьезно или как? Человек способен ответить на такой вопрос? Гнусная бессердечная девка вертела как хотела моим сыном всю жизнь… Запишите это! Она играла с ним, врала ему, а в конце концов убила! И даже теперь, когда мой сын мертв, гадина использует его…

— Миссис Коллингс, — решительно вмешалась Мэрибет, — мы родители Эми. — Она попыталась притронуться к плечу Жаклин, но та отдернулась. — Мы сожалеем о вашей утрате.

— Но я не сдамся! — Жаклин гордо выпрямилась — она превосходила ростом Мэрибет — и яростно воззрилась на мою тещу сверху вниз, повторяя: — Я не сдамся!

— Простите за… все… — сказала Мэрибет, а потом рядом с ней встал Ранд.

Уж он-то был повыше, чем Жаклин.

— Что будет с вашей дочерью? — спросила Жаклин. Она повернулась к нашему юному «связному», пытавшемуся изобразить хладнокровие и непоколебимость. — Что будет с Эми? Она заявила, будто мой сын похитил ее. Это ложь, клевета! Она убила Дези, убила спящего. И что, никто не намерен воспринять это всерьез?

— Мы рассмотрим это дело со всей тщательностью, — заверил ее мальчишка.

— Несколько слов для прессы, миссис Коллингс! — вмешался репортер.

— Я только что сказала их. Эми Эллиот-Данн убила моего сына. Не было никакой самообороны. Она хладнокровно расправилась с Дези.

— У вас есть доказательства?

Конечно же, она не могла ничего доказать.

В репортаж журналистов войдут страдания заждавшегося мужа («Его помятое лицо свидетельствует о бессонных ночах, наполненных тревогой») и радость Эллиотов («Родители прижались друг к другу, ожидая, когда же к ним вернется их дитя, которое они считали потерянным»), Массмедиа обсудят подробно все ошибки полиции («В этом расследовании хватало тупиков и ложных следов, а детективы упрямо продолжали собирать улики против невиновного человека»), В статье, возможно, разок и упомянут Жаклин Коллингс («После неуклюжей попытки выяснить отношения с родителями Эми Эллиот озлобленная миссис Коллингс покинула комнату, продолжая утверждать, что ее сын ни в чем не виноват»).

Она и в самом деле покинула нас, направившись в другую комнату, где ее показания записали, но вряд ли примут к рассмотрению. История победоносного возвращения Удивительной Эми нравится людям куда больше.

Когда моя жена вышла к нам, все пошло по второму кругу. Фото и слезы, объятия и смех. Шоу, рассчитанное на публику, на всех, кто желал видеть подробности.

— Эми, что вы чувствуете?

— Эми, что вы испытываете, вырвавшись из лап похитителя и вернувшись к мужу?

— Ник, что вы ощутили, когда вернулась ваша жена, а вместе с ней и свобода?

По большей части я молчал, пытался мысленно ответить на собственные вопросы, которые не отпускали меня уже несколько лет и служили зловещим рефреном нашей супружеской жизни: «О чем ты думаешь, Эми? Что ты чувствуешь? Кто мы? Что сделали друг для друга? Что нам еще предстоит сделать?»

Желание Эми вернуться домой, к брачному ложу, к своему мужу-изменнику воспринималось всеми как величественный поступок, жест прощения. Никто не возражал. Нас сопровождал целый эскорт репортеров, будто королевскую свадебную процессию. Мы проезжали по улицам Карфагена, озаряемым неоном заведений фастфуда, прямиком к нашему «макмэншну» у реки. Сколько грации в Эми, сколько отваги — ни дать ни взять принцесса из сказки! Ну, меня, само собой, воспринимали как отвратного мужа, которому предстоит каяться и прислуживать жене оставшуюся часть жизни. Пока ее не арестуют. Если, конечно, ее когда-нибудь арестуют.

Освобождение Эми взволновало всех. Даже не взволновало, а потрясло. Я видел полицейских, когда они выходили из комнаты, где беседовали с ней почти четыре часа. Два парня из ФБР с ничего не выражающими лицами и стрижкой «под ежик». Джилпин выглядел так, будто проглотил самый большой бифштекс в своей жизни, а Бони, единственная из всех, хмурилась и напряженно сжимала губы. Проходя мимо, она кинула на меня взгляд и приподняла бровь.