— Грушенька, Грушенька! — дико простонал он, чувствуя, что сердце сейчас разорвется от боли. — Что же я наделал, малышка?!

Но Груша не отвечала, она, как ватная кукла, обмякла в его руках и не шевелилась.

Перед затуманенным взором князя пронеслись картины из прошлого: вот Груша стоит в белоснежном платье у рояля, вот она прижимается к стене грота, где спряталась от дождя, вот она на пороге его комнаты, похожая на невесту, вот она в открытой коляске рядом с ним, смеется, вот она, склонившись над ним, говорит, что любит его, вот она вся дрожит от страха, говоря, что любит Елагина, вот она у столба с окровавленным телом, вот у него на коленях, с опьяненными наркотиком глазами, вот она входит в зал, одетая в строгое синее платье гувернантки.

В комнату вбежала Марфуша. Увидев, окровавленное тело хозяйки в руках ворвавшегося к ним в дом мужчины, она истошно закричала и бросилась прочь из дома. Спустя десять минут Марфа вернулась с городовым и дворником. Урусов так и сидел на коленях на полу, безумно прижимая неподвижное тело Груши к себе. Прикрыв глаза, он как будто в забытьи медленно раскачивался из стороны в сторону, повторяя одну и ту же фразу:

— Вместе, Грушенька, навсегда вместе.

Городовой и дворник тут же оторвали Урусова от молодой женщины, бережно уложив ее на пол. Князь не сопротивлялся и позволил мужчинам оттащить себя в сторону, что-то неразборчиво бормоча.

Марфа бросилась к хозяйке и затараторила:

— Александра Сергеевна, что же это?

Менее чем через четверть часа в комнату влетел Андрей с плачущей Аней на руках. Записка от Груши, которую он нашел по возвращении, заставила его примчаться домой. Еще в коридоре, когда Елагин входил в дом, он взволнованно отметил, что входная дверь распахнута. В коридоре он увидел Аню, которая вытирала кулачком слезы и говорила, что Марфуша оставила ее одну. Андрей понял, что произошло нечто страшное. Схватив дочь на руки, он вбежал в кабинет и увидел лежащую на полу окровавленную жену, а рядом с ней Марфушу, которая громко причитала над неподвижной хозяйкой, пытаясь неумело остановить кровь. Немного поодаль городовой, недовольно прикрикивая на некоего человека, связывал ему руки. Вмиг узнав в мужчине Урусова, Елагин смертельно побледнел и сразу же догадался, что могло произойти. Константин отчего-то плакал, как дитя, и все время мямлил:

— Она не хотела ехать со мной! Не хотела ехать со мной!

— Вы кто? — спросил строго городовой, не узнав вошедшего.

— Елагин, ее муж, — ответил Андрей и быстро отдал Аню Марфуше, велев им уйти.

Мгновенно склонившись над Грушей, приложил руку к горлу молодой женщины, пытаясь нащупать пульс.

— Простите, не узнал вас, сударь, — пробубнил городовой, усадив невменяемого плачущего Урусова на пол в углу, и приблизился к Груше и Андрею. Нахмурившись, городовой глухо вымолвил: — Она не дышит, Михаил Христофорович побежал за доктором…

Груша выжила.

Князь сошел с ума.

На суде Урусова признали невменяемым и сняли с него предъявленное обвинение в убийстве. Константина отправили в клинику для душевнобольных, из которой три месяца спустя его забрала Евгения Жукова. Около года девушка ухаживала за князем и смогла почти восстановить его разум. Спустя еще полгода князь Урусов и Евгения поженились.

Андрей и Груша жили счастливо со своей маленькой дочерью и немощной матерью Елагина. Андрей старался не напоминать Груше о князе. Даже о том, что Урусов женился, она случайно узнала из газеты, а не от Елагина. Однако иногда по ночам Груша просыпалась от кошмаров, в которых князь как будто снова прижимал ее к себе, говоря, что она принадлежит только ему. Молодая женщина лежала вся в холодном поту и пыталась понять, нет ли в темной комнате Урусова. Но, видя рядом ласковое лицо Андрея, который пытался утешить ее, спокойно засыпала на его груди, читая про себя молитвы от нечистой силы.

Почти два года Елагины ничего не слышали о князе Урусове и уже надеялись, что более никогда не увидят его. Но однажды поздно вечером в канун Рождества к ним в дом пришла гостья.

Груша, с порога узнав в вошедшей женщине княгиню Евгению Урусову, спросила:

— Что вы хотели, сударыня?

— Могу я поговорить с вами, мадам Елагина? — спросила Евгения, поднимая вуаль на черной шляпке. Прелестное лицо княгини было взволнованно. — Я не отниму у вас много времени.

Груша кивнула, и молодые женщины направилась в гостиную, едва освещенную несколькими тусклыми свечами. Елагина закрыла дверь, а княгиня Урусова окинула ненавидящим взглядом Грушу и, заметив ее круглый живот, спросила:

— Когда ждете прибавления?

— В марте, — ответила молодая женщина и положила на живот руку.

Взгляд Евгении стал еще более злобным. Отчего-то она уже год не могла забеременеть от Константина и чувствовала себя неуверенно рядом с мужем, не имея княжеского наследника.

— Вы, наверное, знаете, что я жена Константина Николаевича? — произнесла Евгения каким-то победным тоном. Но это заявление княгини не произвело на Грушу должного эффекта.

— Слышала, — ответила Груша и нахмурилась. Все, что было связано с князем Урусовым, вызывало в душе молодой Елагиной неприятное чувство. Евгения достала из муфточки небольшую вещицу, завернутую в платок.

— Я пришла отдать вам это. Константин сказал, что она принадлежит вам, — процедила надменно княгиня и, подойдя к Груше, протянула ей аметистовую инталию. Молодая женщина устремила глаза на фиолетовый камень и похолодела, отчетливо вспомнив то утро, когда князь подарил ей эту драгоценность, после первой проведенной с ним ночи. — Я возвращаю вам эту вещь, — продолжала Евгения глухо. — Константин Николаевич очень плохо реагирует на нее. От одного ее вида у мужа начинаются припадки. Я хотела выбросить ее, но Константин запретил. И взял с меня слово, что я отдам ее вам. Вы понимаете, что если бы я не дала обещание мужу, никогда бы не переступила порог вашего дома.

Груша машинально кивнула. Однако она совсем не хотела брать инталию, которая напоминала ей о тех временах, когда она была так несчастна.

— Я не возьму, — прошептала тихо Груша.

— Вы вольны делать с ней все, что хотите, я лишь избавилась от этой гадости! — прошипела с ненавистью Евгения и, положив инталию на обеденный стол, направилась к двери.

У выхода княгиня обернулась к Груше и, окинув колким взглядом беременную молодую женщину, прошептала:

— Надеюсь, вы исчезнете из его памяти так же, как и этот зловредный камень!

Спустя месяц аметистовая инталия была продана Грушей для уплаты долгов за дом. Позже выкупленная неким графом Н. инталия принесла горе в его дом. Его обожаемая молодая жена изменила ему и уехала с другим. Граф, желая избавиться от ненавистного камня, который он когда-то подарил горячо любимой женщине, продал его. Далее этот камень переходил от владельца к владельцу, неся этим людям несчастья и беды в любви. В конце концов, последний обладатель камня выбросил фиолетовый аметист в Неву, ощущая, что от камня исходит некая зловещая энергия, разрушающая любовь…