- Эстетство... гм... знаем, слыхали... Оскар Уайльд... гм, гм... - хмыкнул лев, привстал, поджал на всякий случай хвост и, усевшись на него, осенил себя крестным знамением. - Ну и что дальше?

- Так вот, с тех пор как мутная вода славянского половодья схлынула, всосанная клоакой, наступила очередь японского бусидо, которое сейчас в большой моде. Взять хотя бы Читракарну...

- Это еще что за фрукт?

- Как, вы не слышали о Читракарне?! Ну вы, я смотрю, совсем тут в своем медвежьем углу одичали! Благородный верблюд

Читракарна хоть и считает ниже своего достоинства быть с кем-либо накоротке, фигура тем не менее в светских кругах заметная и даже знаменитая! Видите ли, однажды он прочел Оскара Уайльда и настолько проникся эстетическими взглядами этого англичанина, что решительно порвал со своими грубыми и неотесанными сородичами и вступил на тернистый путь дендизма. С недавнего времени ходят упорные слухи, будто бы благородный верблюд собрался на Запад, в Австрию - там сейчас развелось невиданное множество...

- Тс, тихо - вы что, не слышите? - прошептала пантера. - Сюда кто-то идет...

Звери мгновенно навострили уши и, приникнув к земле, замерли, уподобившись неподвижным камням.

Подозрительные звуки приближались, затрещали сломанные ветки, тень холма, в которой затаилась притихшая компания, пришла вдруг в движение - стала менять свои контуры и раздаваться в стороны... Потом у нее вырос огромный горб, а вперед вытянулась длиннющая шея с каким-то крючковатым наростом на конце.

Лев, пантера и лис уже изготовились к прыжку, чтобы в случае чего мигом взобраться на вершину холма, ворон же почел за лучшее не испытывать судьбу и, подобно листу черной бумаги, подхваченному порывом ветра, бесшумно взмыл ввысь.

Горбатая тень принадлежала верблюду, который вскарабкался на холм с обратной стороны, - оказавшись лицом к лицу с хищниками, он вздрогнул и, оцепенев от ужаса, выронил свой шелковый носовой платок.

Однако малодушная мысль о бегстве владела им не более секунды, ибо он тут же вспомнил: «Бусидо!!!» - и не тронулся с места, изобразив самую что ни на есть любезную улыбку на бледном, искаженном страхом лице.

- Честь имею представиться, Читракарна, - дрожащим голо сом пролепетал верблюд и сухо, по-английски, кивнул, - Гарри С. Читракарна! Пардон, господа, если я невольно помешал вашей интимной беседе... - при этом он извлек зажатую под мышкой книгу, открыл и громко захлопнул ее, пытаясь заглушить отчаянный стук своего готового выскочить из груди сердца.

«Ага, бусидо!» - смекнули ошеломленные хищники.

- Помешали? Нам? Да что вы, ничуть. Ах, ну что же вы, милости прошу к нашему шалашу, - тактично подхватил лев, оскалив зубы в светской улыбке (бусидо!), - подходите, пожалуйста, ближе и скрасьте своим присутствием компанию старых добрых друзей... Не извольте беспокоиться, никто из нас не причинит вам вреда... Слово чести... гм... моей чести!

«Ну вот, нате вам, и этот туда же... Эк его разобрало!» - подумал лис и, чертыхнувшись в сердцах на проклятое бусидо, расцвел в радушной улыбке.

После официального обмена любезностями общество, устроившись поудобнее в благодатной тени, предалось куртуазной беседе.

Верблюд и в самом деле производил весьма приличное впечатление: кончики его холеных усов были загнуты вниз a la Mongol[136] и придавали ему модное в этом сезоне разочарованное выражение, в левом глазу респектабельно поблескивало стеклышко монокля - само собой разумеется, без шнурка.

Четверо хищников изумленно взирали на безукоризненно отутюженную складку на больших берцовых костях элегантного собеседника и изящно сплетенную в аппонийский[137]галстук гриву.

«Проклятье, принесла нелегкая этого пижона!» - подумала пантера, сконфуженно пряча свои когти, черные траурные каемки которых красноречиво свидетельствовали о пагубной страсти их обладательницы к азартной карточной игре.

Хорошо воспитанные, деликатные люди быстро находят общий язык.

Прошло всего несколько дней, а новоиспеченные друзья прониклись друг к другу такими нежными чувствами, что порешили больше никогда не расставаться.

Само собой разумеется, благородный верблюд и думать забыл

О прежних страхах и теперь по утрам отдавался чтению «The Gentlemans Magazine» с тем же душевным комфортом, с каким это делал в дни своего одиночества.

Правда, время от времени не в меру чувствительного Читракарну преследовали ночные кошмары, однако, всякий раз просыпаясь от собственного крика, он лишь снисходительно усмехался и, сославшись на нервы, изрядно потрепанные прежней бурной, богатой приключениями жизнью, вновь отходил ко сну.

Сколь бы ни был мал круг тех избранников, под именем которых целые эпохи и государства входят в историю, однако они есть и, благодаря сокровенным законам провидения, будут, наверное, и впредь изредка посещать нашу убогую земную юдоль. Посеянные в мир сей мысли и чувства этих одиноких и непризнанных гениев не умирают -подобно таинственным токам, до поры до времени находящимся под спудом, перетекают они от сердца к сердцу, а когда пробьет их час, прорываются на свет божий такими передовыми идеями и воззрениями, которые еще вчера внушали суеверный ужас инертным и неискушенным умам своих современников, а уже завтра будут восприниматься как нечто привычное, само собой разумеющееся...

Так по прошествии всего нескольких месяцев изысканный вкус благородного верблюда, преодолев враждебную настороженность своего отсталого, погрязшего в вековой рутине окружения, стал отражаться на всем и на вся.

От плебейской суеты и спешки не осталось и следа.

Небрежной, слегка вихляющей походкой скучающего денди фланировал по джунглям лев, надменно глядя прямо перед собой - смотреть по сторонам строго-настрого возбранялось неумолимо строгим аристократическим этикетом, - а лис из тех же соображений, что и знатные римлянки в античные времена, ежедневно пользовал терпентин[138] и строго следил за тем, чтобы все его семейство принимало это снадобье.

Пантера сделала себе маникюр и до тех пор полировала свои когти замшей, пока их безупречно глянцевая поверхность не засверкала на солнце розовым блеском, однако всех перещеголяли рептилии - с каким эгоцентричным вызовом сплеталось змеиное племя в какие-то вычурные, экзотические орнаменты, словно

пытаясь доказать манерной пластичностью противоестественно гибких тел, что свое происхождение оно и в самом деле ведет не от Господа Бога, а как стали кощунственно утверждать с недавнего времени его отдельные, преуспевшие в эстетстве представители, - от Кола Мозера и знаменитой «Венской студии».