– Я рада приветствовать вас и поздравить по случаю брака с моим племянником, – любезно произнесла аббатиса, соблюдая все формальности.

Алиенора присела в поклоне:

– Ну а мне доставляет радость, что мы с вами породнились, госпожа аббатиса. – Она перевела взгляд на светлые камни, искрящиеся на солнце. – Это место поистине красиво.

– Несомненно, – ответила Матильда. – Здесь царит особое спокойствие, которое, как я надеюсь, оказывает влияние на всех, кто попадает за эти стены. Я сама это испытала на себе, когда приехала сюда молодой вдовой.

Она привела Алиенору в церковь, и, как только женщины вошли в неф, обрамленный светлыми колоннами, на герцогиню снизошло чувство удивления и праведности. Из высоких окон лился свет, ярко освещая надгробие основателя аббатства, Робера д’Арбрисселя, и все пространство ярко сияло, словно это было преддверие небес. Стены, украшенные сценами из жизни Пресвятой Девы, не отвлекали внимания от чистоты, а, наоборот, поддерживали и усиливали впечатление. Это не был реликварий вроде церкви Сен-Дени, это был чистый и живой свет. Алиеноре показалось, что если встать в центре и раскинуть руки, то любовь Господа прольется на нее, как сияние. Она глубоко вдохнула запах ладана, и с ним пришло ощущение покоя и духовного единения с миром.

– Чувствуете? – Матильда одобрительно улыбнулась. – Это место каждый день дает мне силы.

После церкви Матильда отвела Алиенору в светский гостевой дом, предназначенный для женщин, не собиравшихся принимать постриг, но по той или иной причине нуждавшихся в надежном убежище от мира. Многие из них были вдовами, удалившимися на покой в преклонном возрасте, но молодые женщины здесь тоже проживали, присланные семействами для получения образования и надзора.

– Эмма! – тихо позвала Матильда одну из девушек, которая сидела с шитьем у окна.

Девушка тут же отложила рукоделие и подошла к ним, явно ожидая этого визита.

– Моя дорогая тетушка… – проговорила она и, повернувшись к Алиеноре, добавила: – Мадам, – после чего присела в поклоне.

Матильда представила их друг другу. Эмма оказалась стройной, не такой высокой, как Алиенора, но хорошо сложенной. Она пошла в отца и лицом, и грацией. Волосы под газовой вуалью были густые, золотисто-каштановые с рыжеватым отливом, а еще девушка обладала прелестными карими глазами.

– Твой брат пожелал, чтобы ты присоединилась к моим придворным дамам, став одной из них, – сообщила Алиенора. – Теперь, когда он обзавелся женой, для тебя найдется подходящее место за пределами монастыря – если ты пожелаешь его покинуть, разумеется. У тебя есть выбор.

Эмма бросила на Алиенору взгляд, который та поначалу приняла за стеснительный, но потом догадалась, что сводная сестра Генриха просто оценивает жену брата.

– Я говорю серьезно, – продолжила Алиенора. – Если есть выбор, это дар ценнее золота. Ответ не обязательно давать прямо сейчас.

– Мадам, я буду рада присоединиться к вашему двору. – Голос Эммы звучал тихо, но твердо. – Я здесь счастлива, но с таким же удовольствием поеду служить моей родственнице. И спасибо за то, что интересуетесь моим мнением, тогда как брат просто отдал бы приказ.

Алиенора одобрила такую речь. Эмма Фиц-Каунт обладала и грацией, и характером.

– Хоть ты и сестра моего мужа и подчиняешься его воле, но я сама выбираю придворных дам в свой дом. Надеюсь, мы быстро узнаем друг друга и подружимся. – Она, как заговорщица, улыбнулась Эмме, и девушка вернула ей улыбку.

Аббатиса Матильда проводила Алиенору на кладбище за церковью и показала простую каменную плиту, трава вокруг которой была коротко подстрижена. В воздухе витал тонкий аромат шиповника.

– Здесь покоится графиня Филиппа, ваша бабушка. Она умерла задолго до моего приезда сюда, но некоторые монахини неплохо ее знали и расскажут вам о ней.

Алиенора опустилась на колени рядом с могилой, коснулась ладонью нагретого солнцем камня.

– Хорошо, что она обрела покой в вашем аббатстве.

Действительно, было бы так легко зажить здесь безмятежной жизнью. Птички поют, солнышко спину греет. Придет день, подумала она… но только не сейчас.

Она отобедала с Эммой и Матильдой в покоях аббатисы, женщины разделили простую трапезу – форель и свежий хлеб.

– Последний раз я видела Генриха на похоронах его отца, да упокоит Господь душу моего брата. – Матильда осенила себя крестным знамением. – Он очень возмужал с тех пор, как я помню его беспокойным проказником, впрочем ему пришлось повзрослеть. Слишком много ожиданий и обязанностей легло на его плечи.

– Совершенно верно, – пробормотала Алиенора.

Эмма же ничего не сказала и все время сидела, потупив взор, что заставило Алиенору гадать, каковы же на самом деле отношения между Генрихом и его сводной сестрой.

– Однако он по-прежнему торопится, – добавила Матильда, разряжая атмосферу. – Ему никак не усидеть на месте – даже в церкви.

Алиенора согласилась, рассмеявшись:

– Жаль, он не прядет пряжу; дали бы ему в руки веретено, Генрих бы в одно мгновение накрутил шерсти на целую тунику. – Она задумалась. – Но ум его всегда сосредоточен. Он как ступица колеса, откуда расходится множество спиц-целей, и все они прямые, ясные. Не сомневаюсь, муж способен править всем одновременно.

– Как хорошо вы его поняли! – восхитилась Матильда. – Мой племянник действительно редкий человек, хотя признаю свою предвзятость. Он мне словно сын. – Она перегнулась через стол, чтобы пожать запястье Эммы. – А ты мне словно дочь. Тебе пора выйти в мир, но я буду скучать.

Женщин прервала помощница аббатисы, сестра Маргарет, которая принесла Алиеноре заляпанный в дороге свиток.

Алиенора сломала печать и быстро ознакомилась с содержанием.

– Неприятности, моя дорогая? – с тревогой поинтересовалась Матильда.

– Французы ударили по Нормандии, – сказала Алиенора, оторвав взгляд от письма. – Они атаковали и захватили Нёфмарше – Людовик, Робер де Дрё и братья Блуа. Генриху не удалось добраться туда вовремя из Барфлёра. – Она прикусила губу. – А еще Эсташ Булонский и брат Генриха Жоффруа. – Казалось, весь мир ополчился на них, не давая возможности добиться успеха. Она почувствовала, как подкрадывается страх, но гнев и презрение оказались сильнее. – Крысы рано или поздно обязательно выползут из углов, так что меня это не удивляет, да и Генриха, я уверена, тоже.

Матильда пришла в смятение, но не растеряла решительности.

– Как печально все это слышать, но я тоже не удивлена.

Алиенора свернула пергамент:

– Я собираюсь завершить свои дела здесь и вернуться в Пуатье, где буду ждать мужа, – таковы были первоначальные планы. Есть повод насторожиться, но не паниковать, поскольку наши враги ни на что не способны, в отличие от Генриха. – Конечно, она храбрилась, но в душе надеялась, что ее молодой муж не откусил кусок больше того, что мог проглотить.