– Я возьму спагетти с сардинами, – сказал он, возвращаясь в настоящее.

– Пусть будут сардины, – кивнул хозяин стола. – Я скучаю по Софии.

– Она в полном порядке. Дети тоже.

– Но эти два недоумка разводятся.

– Вне всяких сомнений.

– Конец нашим планам.

– В этом смысле да.

Подошел официант. Монтефиори сделал заказ. Ни тот ни другой не взяли вина: итальянская вода frizzante[123]их вполне устроила.

– Не уверен, что это была хорошая мысль, – признался Морван.

– Несколько лет они были счастливы. Мила и Лоренцо просто замечательные. Какой редьки еще нужно?

– Какого хрена.

– Ты меня понял. Они избалованные дети: у них совсем не те приоритеты, что у нас…

На протяжении сорока лет старики были союзниками, и связывало их то, что единственно важно: тайна. Тайна их встречи в Заире в 1970-м. Тайна их договора о марганцевых рудниках, а потом о колтановых. Тайна их намерения смешать свою кровь через Софию и Лоика…

Морван и Монтефиори были королями: они объединили свои королевства, соединив детей, как сюзерены былых времен. Их план был безупречен, вот только дети недостаточно любили друг друга – или не сумели договориться.

Им принесли заказанные блюда: bucatini, крупные полые спагетти. Морван знал рецепт наизусть. Фенхель, лук, анчоусы, изюм и кедровые орешки. И конечно же, свежие сардины, которые тушат, пока не выпарится все белое вино…

Как и Монтефиори, он повязал салфетку поверх ворота – больший крестьянин, чем настоящий. Какое-то время они молчали, наслаждаясь тем, что близко к шедевру. Фенхель, сказал себе Морван, весь секрет в фенхеле. Его нужно сначала сварить отдельно в подсоленной воде и оставить эту воду для bucatini. Это решающий момент: первая варка определяет вторую. В Париже Морвану никогда не удавалось добиться такого аромата.

– У нас утечка, – наконец решился он.

– Я видел, что курс взлетел.

– Сволочи покупают во всю мочь.

– Надеюсь, меня ты не подозреваешь.

Морван не ответил, оценивающе разглядывая собеседника. Он утверждал, что в курсе только он сам и его сын. Вранье: Монтефиори тоже посвящен в тайну. Молчание затягивалось. Немногие удостоились уважения Морвана, но итальянец был членом клуба.

– Разумеется, нет.

– Как их остановить?

– Есть у меня одна мысль. Настоящая проблема в другом. Этот скачок курса разбудил подозрения Кабонго, который начал меня доставать. Мне пришлось бросить ему кость.

Кондотьер перестал есть.

– Я заключил сделку, – успокоил его Морван. – Будем эксплуатировать месторождение тайком, а ему платить комиссионные. В некотором смысле так даже надежнее. Он прикроет наши тылы.

Покачав головой с видом полного смирения, итальянец снова взялся за вилку.

– Ты меня слушаешь или нет?

– Слушаю. Как там дела?

– Ничего нового. Вообще-то, эксплуатация уже должна была начаться, но сначала я должен уладить проблему с акциями и найти приобретателей.

– А источник?

– Скоро я буду знать, кто это.

– И что ты с ним сделаешь?

– Заставлю его дать обратный ход. Покупатели послушают его и продадут свои доли. Они поверили ему один раз, поверят и снова.

– Кто купит акции на рынке?

– Кабонго и остальные хотят все заполучить, но мы будем действовать быстрее.

– Они не позволят нам превысить определенную цифру.

– А мы потом перепродадим. Наш лучший козырь – рассредоточение. Раздробить и царствовать спокойно.

Монтефиори покончил со своим блюдом. Он уперся локтями в стол – в присутствии гиганта и мебель, и предметы становились смехотворно маленькими.

– Разве мы уже не переросли эти глупости?

– Назовем это нашим «решительным боем». На операции можно заработать еще несколько миллионов. А после нашей смерти у детей в Африке будет более прочное положение. Ты в деле или нет?

Итальянец собрал хлебом соус с тарелки.

– Я в деле. Это все?

Со вторым пунктом покончили. Осталось объявить последнюю новость. Самое плохое на закуску…

– Нет. Человек-гвоздь вернулся.

Впервые морщины на лице жестянщика дрогнули.

– Что ты хочешь сказать?

– Почитай французские газеты: вот уже несколько недель кто-то убивает тем же способом.

– Где?

– В Бретани. В Париже.

Монтефиори взял свой стакан – его рука была испещрена шрамами и коричневыми пятнами. Не рука, а фреска. На ней читались вспышки гнева, битвы и победы первопроходца.

– Фарабо еще жив? – спросил он, отхлебнув большой глоток.

– Нет, но убийца ему подражает. Пока жертв три. Скоро будет четвертая.

– У тебя есть идеи?

– Не могу выбрать между божьей карой и психом из тех прекрасных времен.

– Должен быть и третий ход, более… рациональный.

Морван придвинулся ближе и продолжил, понизив голос:

– Он пытается впутать меня. Оставляет следы, которые ведут ко мне, выбирает жертв, которых я знаю. Он мстит за своего учителя. Ты не заметил ничего подозрительного вокруг себя?

– Нет.

Он задал вопрос для вида. Жестянщик никак не был связан с той историей. Его взгляд ясно означал: Arrangiati come cazzo vuoi – Разбирайся сам.

– Кто ведет расследование? – все же спросил тот.

– Мой сын. Он работает над делом, и он найдет.

Монтефиори поднял стакан:

– Молись, чтобы он не нашел больше, чем искал.

Морван ощутил тоскливый ком в горле. Если бы его дети узнали о нем правду, это стало бы худшей местью.

– Десерт?

– Нет. У меня самолет в шестнадцать часов.

– Ветер небольшой, самолет взлетит из Флоренции. Держи меня в курсе. Хотелось бы побывать в Париже и поцеловать внуков, но не уверен, что выберу время.

Морван встал и увидел Монтефиори, каким он был сорок лет назад, когда засунул руку рабочего в дробилку под тем предлогом, что тот украл у него килограмм металла.

И последняя новость, которую следовало сообщить:

– Ди Греко умер.

– Все там будем.

– Он покончил с собой.

– Он всегда был психом.

– Я думаю, он как-то связан с этим делом.