– турист, суливший бабке за икону «горы золотые», и музейный работник, купивший икону у моей матери? Было ясно, что никакого отношения к Ростовскому музею он не имел, но кто он такой? Как его найти?

И тут, взглянув на фотографию, на которой мы с Марком на сундуке с книгами, отец сказал, дернув себя за мочку уха:

– А ведь похожую карточку я видел у Лапиных. На ней, помнится, этот музейный работник лицом повернут. Значит, Тонька успела вас два раза щелкнуть. Сходи-ка ты к ним, может, сохранилась. Правда, я ту карточку давненько видел, не затерялась ли…

Сразу же после обеда я отправился к Лапиным.

– Молодец, не забываешь родителей, – похвалил меня Виктор Сергеевич – отец Марка. – А наши детки, как в Москве устроились, словно в омут провалились, – раз в год приезжают, не балуют стариков.

– Работы у них много, – обидчиво вступилась за детей тетя Катя.

Виктор Сергеевич с досады лишь рукой махнул.

Я объяснил, что привело меня к ним.

– Правильно, была такая карточка, – вспомнил Виктор Сергеевич. – Только пропала она, когда в пожаре отцовский дом сгорел. Все более-менее ценное из дома вытащили, успели, а что у Тоньки в чулане было, где она фотографией занималась, все погибло.

Много лет прошло, но этот пожар я хорошо запомнил…

В Петровском грозы боялись – громоотводы громоотводами, но для молнии сельская изба, видимо, самая заманчивая цель, примеров тому в округе было множество.

И вот во время очередной грозы молния ударила в дом кузнеца Лапина. Ударила, и, как по команде, дождь прекратился – словно нарочно, чтобы не затушить начавшийся пожар. Несмотря на эту дьявольскую хитрость, помощники-односельчане успели из дома почти все вынести: мебель, одежду, даже посуду.

Когда доставили помпу и добровольная пожарная команда приступила к тушению, пожар был в самом разгаре. Мальчишки верещали от восторга, мужики вспоминали, чей дом сгорел от грозы в последний раз, а Кузнечиха в слезах объясняла столпившимся вокруг нее женщинам, почему молния именно в их дом угодила:

– Мой-то, отставной козы барабанщик, уже столько лет как в кузне не работает, а мимо всякой ржавой железяги спокойно пройти не может, сразу в дом ее прет. Вот молынью на железо и притянуло…

Женщины сочувственно кивали и говорили промеж собой, что теперь, ежели мужик водку не пьет, так обязательно каким-нибудь мальчишеством занимается: или рыбачит целыми днями, или, вот, железки собирает, лишь бы от работы по дому отлынить.

А пожар между тем разгорался, все село сбежалось глядеть. Начали перегорать стропила, вот-вот крыша рухнет. Зрители, хозяева дома и пожарные, уже успевшие остаться без воды, отошли от греха подальше. И вдруг истошно закричал кузнец Лапин, до этого молча переживавший свалившееся на него несчастье:

– Батюшки мои! Забыл! – и стремглав бросился к горящему дому.

Все вокруг опешили, замерли даже неугомонные мальчишки.

– Окаянный, иконы не вынес, – охнула рядом со мной бабка и схватилась за щеку, словно у нее зуб прихватило.

Потом, придя в себя, начала торопливо креститься, но не успела донести сложенную щепотью руку до правого плеча, как опять схватилась за щеку и присела от изумления: кузнец Лапин отрывал от окон наличники – знаменитые дедовы узоры.

Кузнечиха от удивления даже перекреститься не успела, так с открытым ртом и стояла.

Мужики побойчей и отец Марка бросились к кузнецу на помощь, и скоро наличники были в безопасности. С последним наличником, тяжело отдуваясь, Лапин подошел к моему деду.

– Малость подпалил, – будто оправдывался кузнец. – Материал-то уж больно слабый, одно слово – дерево. Но ничего, я их красочкой спрысну – как новые засверкают.

Кузнечиха в сердцах сплюнула под ноги:

– Ну, старый, совсем рехнулся. Дом сгорел, а он крашеные деревяшки спасает. Где теперь жить-то будем, дуралей?

– К сыну переберемся, хватит со снохой холодную войну вести, пора перемирие заключать. И наличники возьмем, у них таких красивых нет.

– Да, вещь нарядная, – согласился отец Марка.

Бабка перевела взгляд на стоящего рядом деда, и я заметил: смотрит она на него так, словно впервые видит. Словно сейчас, на ее глазах, случилось то самое чудо, о котором она всю жизнь мечтала. И свидетели ему – все село…

Уже не было в живых ни деда, ни бабки, ни стариков Лапиных, но дедовы узорчатые наличники и сейчас украшали родительский дом Марка.

По тому, как встретил меня бывший председатель сельсовета Мазуев, сразу было ясно, что память у него, несмотря на возраст, крепкая: назвал по имени-отчеству, поинтересовался писательскими делами. Да и выглядел старик моложе своего возраста, рукопожатие сильное, в голосе по-прежнему звучали начальственные нотки.

– Кого только нет родом из нашего села: и врачи, и ученые, и изобретатели, а вот в писатели ты один выбился. Я все твои книги читал. Теперь вот жду, когда ты наконец соизволишь о родном селе написать. Обходишь земляков своим писательским вниманием.

Такой поворот разговора меня обрадовал, я заверил старика:

– Обязательно напишу, Степан Александрович. Сейчас в самый раз собираю материал для одной книги, в которой наше село непременно будет присутствовать. Потому к вам и пришел. Вы помните, как в часовне нашли сундук с книгами?

– Как не помнить, такое событие… Но твой покойный дед о нем лучше знал – ведь это они с кузнецом Лапиным разгадали секрет часовни.

– Меня другое интересует. Скажите, это вы сообщили в музей о находке сундука?

– Точно, инициатива была моя. Когда сундук вскрыли и выяснили, что в нем находится, я пошел в сельсовет, чтобы позвонить. Но по дороге встретил дачника одного из Москвы, который в доме старухи Сусекиной комнату снимал. Сейчас я ни имени, ни фамилии его не помню, но это и не важно. Так нот, он меня и спрашивает: «Правда ли, что в часовне какой-то сундук с книгами нашли?» – «Все верно, – говорю. – Сейчас в Ростовский музей позвоню, чтоб его забрали». А дачник прямо-таки в лице изменился и говорит: «Да разве можно такие ценности без присмотра оставлять?! Возвращайтесь немедленно к часовне, иначе без вас там всё растащат, а в музей я сам позвоню. Я с его директором хорошо знаком, быстро договорюсь». Ну, я и пошел назад; организовал, так сказать, охрану объекта. Минут через двадцать и дачник прибежал, сообщил, что с директором музея обо всем договорился. Пока машина не пришла, он от этого сундука ни на минуту не отходил, даже грузить помогал. Образованный, культурный человек, сразу видно – научный работник.

– А зачем он в Петровское пожаловал? Неужели под Москвой не мог отдохнуть?

– Я у него об этом тоже спрашивал. Оказывается,