— Нет.

— Потому что здесь кроется еще и нечто другое. — Франсуа Дегре поднял палец. — Там, среди сильных мира сего, у вашего мужа наверняка есть завистники, много врагов, которые поклялись погубить его. Интрига архиепископа Тулузского была им на руку. В прежние времена врагов тайно отравляли. А теперь обожают все делать законным путем: обвиняют, судят, приговаривают. И совесть у них чиста. Если процесс над вашим мужем состоится, он будет возбужден по обвинению в колдовстве, но истинная причина его осуждения так навсегда и останется тайной.

У Анжелики мелькнула мысль о ларце с ядом. Может, рассказать о нем Дегре? Она колебалась. А вдруг ее рассказ только наведет на ложный след и еще больше усложнит и без того запутанное дело?

Она спросила неуверенным голосом:

— Но в чем может состоять истинная причина, как вы предполагаете?

— Даже не представляю себе. Могу сказать вам только одно: едва сунув свой длинный нос в это дело, я в ужасе отпрянул, увидев, сколько вельмож замешано в нем. Короче говоря, я лишь повторю вам то, что уже сказал раньше: следы ведут к королю. Раз он подписал приказ об аресте, значит, одобрил его.

— Боже мой! — прошептала Анжелика. — А ведь король просил моего мужа спеть для него, наговорил ему кучу комплиментов! И это когда он уже знал, что арестует его!

— Наверняка. Наш король прошел хорошую школу лицемерия. Во всяком случае, только он один мог бы отменить приказ о тайном аресте. Ни Телье, ни тем более Сегье, ни другие высшие судейские чиновники не в силах тут что-либо сделать. Нужно постараться увидеть если уж не короля, то хотя бы королеву-мать — она имеет на сына большое влияние, — или его духовника-иезуита, либо даже кардинала.

— Я виделась с герцогиней де Монпансье, — сказала Анжелика. — Она обещала разузнать, что можно, и сообщить мне. Но, по ее словам, нельзя ни на что рассчитывать до торжественного въезда… короля… в Париж…

Анжелика с трудом закончила фразу. С той самой минуты, как адвокат упомянул о грозящем графу костре, ей было не по себе. На висках ее выступили капельки пота, и она боялась упасть без чувств. Она услышала, что Дегре сказал:

— Я с нею согласен. До торжеств ничего сделать не удастся. Самое лучшее для вас — это сидеть здесь и терпеливо ждать. А я постараюсь добыть еще какие-нибудь сведения.

Анжелика встала, словно в тумане, и протянула руки вперед. Ее холодная щека коснулась грубой ткани сутаны.

— Значит, вы не отказываетесь защищать его?

Молодой адвокат немного помолчал, потом ворчливым тоном ответил:

— В общем-то, я никогда не дрожал за свою шкуру. Сколько раз я рисковал жизнью, ввязываясь в глупые драки в тавернах! Так почему бы мне не рискнуть еще разок за справедливое дело? Только вам придется снабдить меня деньгами, ибо я гол как сокол, а старьевщик, который дает мне одежду напрокат, — отъявленный жулик.

Решительные слова адвоката подействовали на Анжелику ободряюще. Юноша оказался гораздо серьезнее, чем показалось ей вначале. Несмотря на внешнюю грубоватость, даже некоторую циничность, он досконально знал все тонкости судебного крючкотворства и, должно быть, добросовестно выполняет дело, за которое берется.

Анжелика догадывалась, что таковы отнюдь не все молодые адвокаты, недавно покинувшие университетскую скамью. Ведь когда они сидят под крылышком щедрых папаш, они озабочены лишь тем, как бы выставить себя напоказ.

Анжелика вновь обрела свое обычное хладнокровие. Она отсчитала адвокату сто ливров. Бросив загадочный взгляд на бледное лицо молодой женщины, зеленые глаза которой, словно изумруды, блестели в полумраке кабинета, пропахшего чернилами и сургучом, Франсуа Дегре быстро поклонился и вышел.

Цепляясь за перила, она с трудом поднялась в свою комнату. Это, должно быть, результат пережитого ею ночью ужаса. Сейчас она ляжет и попробует уснуть, даже если потом ей и придется выслушать саркастические замечания Ортанс. Но, войдя в спальню, она снова почувствовала тошноту и едва успела добежать до таза.

«Что со мной?» — в страхе подумала Анжелика.

А вдруг Марго была права? Вдруг ее и правда хотят убить? Нападение на карету, покушение в Лувре? Уж не отравили ли ее?

Но внезапно страх сошел с ее лица, и оно осветилось улыбкой.

«Какая же я глупая! Все объясняется очень просто — я беременна!»

Она вспомнила, что еще перед отъездом из Тулузы у нее мелькнула мысль, что она снова ждет ребенка. Теперь эта догадка подтвердилась.

«Как счастлив будет Жоффрей, когда он выйдет из тюрьмы!» — подумала она.

В последующие дни Анжелика старалась быть терпеливой. Нужно дождаться торжественного въезда короля в Париж. Ходили слухи, что он состоится в последних числах июля, но подготовка к празднеству затягивалась, день за днем отодвигая эту дату. По случаю столь знаменательного события толпы провинциалов наводнили Париж и уже начинали проявлять нетерпение.

Анжелика занялась продажей своей кареты, лошадей и некоторых драгоценностей. Она вела скромный образ жизни обитателей своего квартала. Помогала на кухне, играла с Флоримоном — мальчик был очень живой и бегал по всему дому, путаясь в длинном платьице. Маленькие кузены обожали малыша. Избалованный ими, Барбой и молоденькой служанкой, которую Анжелика привезла из Беарна, он был вполне счастлив, и щечки у него снова округлились. Анжелика вышила ему красный чепчик, и его очаровательная мордашка, обрамленная темными кудрями, вызывала восхищение всего семейства. Даже Ортанс просветлела и заметила, что в этом возрасте дети — прелестные существа! Но — увы! — она не могла себе позволить держать в доме кормилицу и знакомилась со своими детьми только, когда они, уже четырехлетние, возвращались домой. Но ведь не всем же дано выйти замуж за колченогого, уродливого сеньора, который разбогател, продав душу дьяволу, и лучше уж быть женой прокурора, чем погубить свою душу.

Анжелика пропускала все это мимо ушей. Чтобы доказать свое смирение, она каждое утро ходила в церковь в скучном обществе своего зятя и сестры. Она уже свыклась со своеобразным обликом Ситэ, который все больше и больше заселялся судейскими чиновниками.

Около здания Дворца правосудия. Собора Парижской богоматери, церквей Сент-Аньян и Сен-Ландри, на набережных — всюду можно было встретить судебных приставов, прокуроров, судей, советников.

В черных костюмах с брыжами, в плащах, а иногда в судейских мантиях, они сновали взад и вперед, держа в руках свои мешки, а под мышкой — связки документов, которые они называли «нужными бумагами». Они наводняли лестницы Дворца правосудия и все близлежащие улочки. Кабачок «Черная голова» был излюбленным местом их встреч. Там, за столиками, на которых дымилось рагу и стояли пузатые бутылки с вином, можно было увидеть пьяные физиономии магистратов.

А на другом конце острова, на Новом мосту, под самым носом у вершителей правосудия, вызывая их негодование, бурной жизнью жил совсем иной Париж. Если случалось послать в ту сторону лакея с поручением и его спрашивали, когда он вернется, он отвечал: «Смотря какие песенки будут петь сегодня на Новом мосту».